Когда она собралась назад в Англию, я поехал с ней, предоставив на время учебу самой себе. У нее в Лондоне рядом со станцией метро «Лэдброук-Гроув» была комнатка, откуда нас вышвырнули, когда собственник узнал, что мы живем там вдвоем, – после чего она поселилась у отца, он был семейным врачом в Хейлсоуэне, небольшом городишке к юго-западу от Бирмингема. В доме было не так много места, и почти каждый вечер мы с Эмми разъезжали по сельским окрестностям Хейлсоуэна в поисках спокойного укромного местечка, где можно было бы потрахаться. На гостиницу денег у нас не было. Все могло кончиться хорошо только в таком мире, где время бы остановилось, но этого не произошло, мы как-то странно пресытились друг другом, что нас печалило и от чего мы хотели друг друга уберечь, это значило, вероятно, что каждый из нас ненавидел самого себя еще больше, чем другого. Все это длилось недолго – когда я вернулся в Амстердам, напротив общежития на Весперстрат убрали еще не весь строительный мусор.
В припадке оптимизма, который скрывал за собой отчаянное безрассудство, уезжая в Англию, я отказался от своей комнаты на Весперзейде (то, что я жил на Весперзейде, а она на Весперстрат, мы восторженно восприняли как знак), но вскоре мне удалось найти небольшую квартирку в глухом, хоть и центральном, квартале, недалеко от бывшего порта – уже пару десятков лет, как это цветущий район города, а тогда от него веяло безотрадностью, что было под стать моему мироощущению. Я бросил учебу и обратился за пособием, что по тем временам было несложно. Чтобы не сидеть на одном пособии, я тайком подрабатывал пару вечеров в неделю в местном баре, который по уже никому не известным причинам назывался «Перевязка», заглядывали туда в основном одни старики. Я жил спокойной, практически бездумной жизнью, очень похожей на мой безработный период, до того как я устроился в архив. Так что мое время в архиве могло превратиться вместо многообещающего начала новой плодотворной жизни в интермедию посреди серого существования.
Мой районный врач проявил беспокойство (я тогда пришел к нему по совсем другому поводу, вроде бы насчет родинки) и отправил меня к психотерапевту по фамилии Коленбрандер. На нашей первой сессии он вошел в кабинет, поставил на стол стаканчик с кофе и показал на лежащую там же газету, рядом с коробкой салфеток. Представляешь, что я только что прочитал, сказал он, ты еще не слышал? Об этом, что ли, будем говорить, подумал я. Наши первые беседы шли туго. Потом стало легче, он был на моей стороне, это было приятно; а как эта сторона выглядела, это уже другое дело.
В те дни как раз похитили Хенри Батавира. Не буду подробно об этом рассказывать, этому посвящено уже много книг (взять хотя бы уже упомянутую «Что же ты сразу не похитил ювелира?», ее я в свое время тоже прочитал и подумал: знал бы ты), но слегка коснуться все-таки нужно.
Пивного магната похитили в тот момент, когда он выходил из «Амстел-отеля» после вечера, проведенного за карточным столом. Двое мужчин схватили его и бросили в микроавтобус, который после этого на всей скорости скрылся – в направлении Западного портового района, как сейчас уже известно.
На следующее утро я сходил посмотреть на то место, откуда его увезли, сам не знаю зачем, вероятно, я чувствовал себя некоторым образом причастным, потому что когда-то жил неподалеку от места преступления – моя комната на Весперзейде находилась от «Амстел-отеля» в каких-то ста метрах по прямой. А к тому же в баре, где я подрабатывал барменом, пиво «Батавир» продавалось в розлив.