Закончив письмо, Гиттар еще мгновение оставался задумчив. Он вспоминал прогулки, которые совершал с мадам Альбервиль, ту самую ночь, когда он взял ее за руку, не в порыве страсти, но покоренный искренностью глубокой любви, красотой лунного света, разливавшегося над морем и абсолютной тишиной. Он позабыл о Бригитте, о празднестве в Гранд-Отеле, о ссоре с Пенне. Невольно, подчиняясь непонятному чувству, заставлявшего его сделать это, он сосредоточился на том, чтобы попытаться проникнуться поэзией одного месяца своей жизни, о котором он до сих пор ни разу не вспоминал. В какую-то секунду он ясно понял, что письмо его было написано таким образом, что мадам Альбермарль будет трудно остановиться у него. Но разве это не к лучшему? И может быть, этот второй приезд пройдет как-то по-новому, так, что все будет по-настоящему. Ибо Гиттар не был притворщиком. Он всегда устраивал свои чувства таким образом, чтобы располагать некоторой свободой, позволявшей ему поворачиваться к тому, к кому он был наиболее искренен, и никого не предавать при этом. Он написал это письмо не без того, чтобы не испытать эмоций, но это не помешало тому, что все, что было сказано, служило тому, чтобы мадам Альбермарль приехала, но не остановилась у него, а также для того, чтобы она не была удивлена, встретив его с третьим, новым лицом.
Торжество Гранд-Отеля представляло собой ночное гуляние, за которым следовал большой бал.
Прежде, чем отправиться туда, Гиттар долго допрашивал своего слугу, чтобы выяснить, действительно ли ему не было никакого письма. Мадам Альбермарль, обычно скорая на ответ, до сих пор не ответила. Это омрачало радость Гиттара снова увидеть Бригитту. Ведь он, действительно, предполагал сказать ей по ходу вечера, что вот-вот должна была приехать одна из ее подруг и, таким образом, оторвать ее от мадам Бофорт, ее единственного знакомства. Выбившись из сил, он оставил свое расследование. Натянув костюм, он, прежде чем выйти, на мгновение оглядел себя. В свои пятьдесят, он обладал еще гордой походкой. Образцовый образ жизни, отсутствие излишеств, здоровое и умеренное питание, утренние упражнения, постоянное наблюдение за собой — все это способствовало тому, что на порог старости он ступал без малейших потерь. Он испытал чувство гордости, и когда, на выходе, он встретил молодого шофера, с кругами под глазами, мятым и несвежим воротничком, дешево одетым, он испытал глубокую радость почувствовать себя моложе своего слуги. День, которого он так ждал, наконец настал. Через несколько мгновений он окажется в обществе мадам Тьербах.
Между тем на подходе к саду Гранд-Отеля его ожидало небольшое разочарование. По мере следования, он не встречал ни одного знакомого лица. В своем юношеском воображении, он представлял, как его останавливали на ходу, хватали за руку, и, вместо этого, он продвигался в процессии незнакомцев, освещенных бледным светом гнездившихся в листве гирлянд.
Отовсюду доносился гомон голосов, и — первое разочарование — он не находил, с кем поговорить.
Нет ничего более неприятного, чем это одиночество на праздниках, когда те, с кем ты до этого расстался, думают, что ты ушел развлекаться. Тогда думаешь о тех, кого ты, чтобы не опоздать, в спешке покинул, о том, что думал в машине, о водителе, оставленным с решением предаться удовольствиям, о грусти, которую пробудили в тебе все те, кого ты встретил, которые скучали, и, неожиданно, ты начинаешь чувствовать себя так же, как они.
Гиттар пробился к залам ресторана, по случаю трансформированные в огромные оранжереи, где подавались прохладительные напитки. Здесь царил ослепительный свет. Это приносило если не удовольствие, то по крайней мере его иллюзию. Здесь разговаривали в полный голос. "Я пришел слишком рано", — подумал Гиттар. В курительной беседовали мужчины. Он, было, подумал примешаться к ним, но ему все еще больше нравилось оставаться затерянным в толпе, чем присоединиться к группе мужчин. Общение с мужчинами никогда не было его сильной стороной. С ними он чувствовал себя разгаданным, и, в этот вечер, ему казалось, что все они читали на его лице разочарование. Когда он начал опасаться, как бы не заметили того, что он только для вида изображал, что ищет знакомого, то сел в отдалении. Там он мог ждать незаметно. Оттуда он мог, опять же незаметно, выйти, так, чтобы Бригитте показалось, что он только что пришел. "А если она не придет?" — неожиданно подумал он. Это простое предположение ошеломило его. Он поглядел на часы. Они показывали одиннадцать. "Она должна прийти с минуты на минуту".
В нижней части парка проходила длинная терраса, нависая над скалами, о которые билось море. Несколько разбросанных по балюстраде фонарей освещали эту часть парка, куда никто не шел по причине ее удаленности.