Холод и яд

Варя подняла голову. Перед ней сидел Артём, взъерошенный, натянутый, как струна. Варя помотала головой, не в силах проглотить вставший в горле ком. К тому же, все слова как будто забылись. Варя сложилась пополам и, закрыв лицо ладонями, расплакалась с новой силой. Артём приподнял её за плечи и прижал к себе. Он шептал что-то про директора, про снег, про выходные, про кафешку. Варя не слушала. Она просто истерично рыдала, пытаясь связать пару слов.

Когда Варя скрылась в отцовской машине, а её отец остался на улице, Фил почувствовал странное и, наверное, даже безосновательное облегчение. Дуло по-прежнему сильно впивалось в висок, сжимаемое рукой психопата. Но страха не было. То ли Фил дошёл до ручки и чувства атрофировались, то ли просто устал стоять вот так, как манекен на витрине, демонстрируя угрожающий блеск пистолета.

Филу было страшно – было! – так, что дрогнули колени. Сперва – когда под рёбра уперлось что-то холодное, а потом – когда лёгким взмахом этот ствол ударился в Варин висок. Та несчастная пара мгновений для Фила длилась вечность. Мысли шевелились непозволительно неторопливо: Зимин мог успеть выстрелить. И не раз.

От запоздалой мысли о том, что Варя могла так запросто исчезнуть, повело в сторону. Она ведь была совсем не при делах! Это им с Артёмом нужен был адреналин, ходьба по краю и крышесносные приключения. Это у его отца были мутные дела в прошлом. Это Филу нужно было расплачиваться за всё. Одному.

А Варя шагнула за ними в самое пекло и даже привела отца! Потому что любила их очень.

Заскрипели шины за оцеплением, как при дрифте умелого гонщика, и на всю пустошь громовым раскатом прозвенел голос отца (Фил, правда, не сразу его узнал):

– Я Шаховской! Там мой сын!

Полицейские, наверное, все в городе, разошлись, пропуская отца. Он шёл рьяно и горделиво, как будто это не его сына держали в заложниках, а он чьего-то. Только при взгляде на Олега Николаевича отец сразу как-то ссутулился и оскалился. Филу показалось, что на мгновение они с Ветровым схлестнулись взглядами. И отец проиграл.

Они перекинулись парой фраз, отец раздражённо скрипнул зубами, а Олег Николаевич спокойно кивнул в сторону Фила. Отец обернулся. Отсюда было сложно разобрать, что именно он бросил сквозь зубы, но Фил бы на его месте грязно выругался. И не раз.

– Какие люди… – голос Зимина пенопластом по стеклу резанул слух, заставляя скривиться. – Ты не сильно-то любишь своего отпрыска.

– Тогда какого чёрта он ещё у тебя? – со свойственным безразличием бросил отец, медленно отмеряя шаги до них. – Раз ты такой проницательный и всё понял, Зёма!

Зимин дёрнулся, и гуляющее вдоль лица дуло впилось в висок с новой силой. ОМОН было дёрнулся, готовый к штурму, но Олег Николаевич приподнял ладонь, заставляя их замереть на месте. Сейчас каждое движение могло стоить чьей-то жизни.

Только это уже не пугало.

– Он моя гарантия. Если я его отпущу, вы спустите своих цепных пёсиков, – Зимин кивком головы указал на толпу полицейских и омоновцев. – А мне надо с тобой серьёзно поговорить. Очень серьёзно! Только ты не особенно спешил.

– Были причины, – уклончиво кивнул отец, проворачивая перстень на безымянном пальце, который носил как обручальное кольцо. – Жена моя. Света. Ты уже её убил.

Из горла против воли вырвался испуганный всхрип:

– Чего?

Зимин прижал ребром ладони кадык, перекрывая возможность говорить. «Мама! – в панике выстрелило в сознании. – Что с мамой?» Фил впервые искал встречи с отцовским взглядом: увидеть в нём лукавство, иронию, надменность. Отец упрямо отводил глаза, разглядывая пустошь, автомобили, маячащих вдали людей.

– У неё инсульт, Зё-ма, – наконец выдохнул он надтреснуто болезненно. – Она при смерти. Благодаря тебе.

Внутри всё сжалось и сделало кульбит. К горлу подступил ком тошноты.

– Ну не на-адо… Не на-адо… – истерия скользнула в голосе Зимина, а рука с пистолетом задрожала. – Не надо на меня снова вешать чужую кровь! Я тебе предлагал всё решить миром? Предлагал! Предлагал переписать на меня бизнес? А ты что выбрал? Вот теперь и отвечай за свой выбор. Отвечай за всю мерзость, которую ты совершил.

Зимин отвёл руку с пистолетом и выстрелом поднял в воздух снег под ногами отца. На выглаженных матерью брюках осели брызги снега. Отец не дрогнул. Снисходительно усмехнулся и заговорил тем самым нравоучительным тоном, каким всегда воспитывал Фила, набирая обороты с каждой фразой:

– Зёма-Зёма… Ты как был шестёркой, так ею и остался. Ведёшься на блестяшки и зелёненькие бумажки. Ты даже не думаешь о людях. О том, что сейчас тебя на прицеле держат снайперы, что одного взмаха Олега достаточно, чтобы тебя застрелили.

Фил, затаив дыхание, слушал отца и не верил собственным ушам. Он смеялся! Смеялся над человеком, в руках которого сейчас была жизнь Фила, жизнь его сына! Смеялся над психопатом и был уверен в своей неуязвимости.

Фил криво оскалился: его отец не был Вариным папой. Он оставался собой, Андреем Шаховским.

– Как будто ты другой, – прошипел Зимин. – Ты ведь такая же сволочь… Это из-за тебя погибли люди!