Хокни: жизнь в цвете

У него был целый месяц, чтобы поразмыслить над тем, что произошло. Он должен измениться. Ему нужно стать меньшим эгоистом. Он не считался с Питером и был уверен в его чувствах: теперь он должен слушать его, уделять ему больше внимания, не забывать хвалить его картины и фотографии, говорить ему, какое важное место он занимает в его жизни. Дэвид вспоминал себя в юности: в двадцать три года он тоже чувствовал свою никчемность. Вряд ли так просто жить с художником гораздо старше тебя, к тому же очень успешным. Он должен показать Питеру, что уважает его как отдельную, самостоятельную личность, как человека, имеющего собственную жизнь и свои желания. Потому что до этого он проявлял излишнее себялюбие. Он был так поглощен работой, что не заметил, как они отдаляются друг от друга. Но у него были смягчающие обстоятельства. Его ретроспективная выставка оказалась не просто очередной экспозицией – она представляла собой десять лет его работы.

Вернувшись в сентябре в Лондон, Питер сказал Дэвиду, что ему нужно время, и отнес матрас в свою мастерскую. Но он хотя бы продолжал жить рядом, на углу, у их подруги Энн. Работы по благоустройству их нового жилья, ставшие причиной стольких волнений и хлопот в прошлом году, были закончены. Огромная квартира, обставленная дизайнерской мебелью, которую выбрал Питер, была великолепна, а просторная ванная комната, отделанная ярко-голубой плиткой, – оборудована массажным душем: Дэвид мечтал опробовать его вместе с ним. Нужно было набраться терпения, дать ему время и свободу. Он написал натюрморт, где на низком стеклянном столике все предметы находились друг от друга на расстоянии, и передаваемая от каждого из них одинокость была так похожа на его собственную; и еще одну картину – надувной круг из красной резины, одиноко плавающий в бассейне, – отражение его тоски. Дни тянулись уныло, похожие один на другой. Дэвид не мог заснуть без снотворного. Бывали ночи, когда только мысль о матери удерживала его, чтобы не проглотить всю упаковку. Видя его крайне подавленное состояние, один друг позвал его поехать с ним в Японию. Дэвид уже давно мечтал побывать там, но Токио показался ему удушливым и безобразным, красота Киото не тронула, все его мысли были только о Питере. В конце концов он позвонил ему как-то вечером из отеля – чтобы, находясь на расстоянии нескольких тысяч километров от дома, услышать слова, разорвавшие ему сердце: «Все кончено». Единственное, что ему понравилось в Японии, – это картина под названием «Осака под дождем» на выставке традиционной японской живописи.

Вернувшись домой, он с головой окунулся в работу. Единственным человеком, чье присутствие рядом он выносил, была его мать. Она не знала о причинах его тоски, но он чувствовал, что тяжкий груз с его сердца ей хотелось бы взять на свои плечи. Мама называла его «мой хороший», всегда была готова ему позировать, никогда не жалуясь на усталость, уважала его работу и была безгранично благодарна, когда он дарил ей букет тюльпанов, или платье, или телевизор. В глубине души он ждал того момента, когда Питер вернется. Дэвид предполагал, что это вопрос нескольких недель или месяцев – он был в этом уверен. Рано или поздно Питеру наскучит прелесть новизны, и он поймет, что их любовь – единственная и неповторимая. Но вначале ему следовало выполнить одну задачу, нечто вроде испытания, предлагаемого герою в сказке: написать картину, которая представит Питера в достойном свете и изобразит его как художника, а не как его любовника.

Картина ему не удавалась. Дэвид часами всматривался в нее, не понимая, в чем дело. Напрасно он снова и снова переписывал фигуру Питера, прорабатывал детали пловца и поверхности воды – проблема не уходила. Как-то утром, когда предельно сосредоточенный взгляд в который раз переходил с фотографий на картину и обратно, его осенило. Бассейн был изображен под неверным углом. Как следствие, и вся картина была неверной. Нужно было все переделывать. «Ты сошел с ума!» – воскликнул Кас. Полотно, над которым Дэвид трудился уже шесть месяцев, казалось ему совершенством. В любом случае у него не было времени начинать все заново перед выставкой, открывавшейся через три недели, 13 мая, в галерее Андре Эммериха в Нью-Йорке: это была его первая персональная выставка после 1969 года. По мнению Касмина, проблема существовала исключительно в голове Дэвида, неспособного поставить точку в этой работе, потому что он не мог отказаться от Питера. «Нет», – ответил он, добавив, что картина будет готова.