– Тебе пошла бы эта ткань, – сказал он, указав на шелк.
Сердце Талии взволнованно забилось.
– О, я не знаю… – пробормотала она. У нее вдруг возникло безумное желание прижаться к нему, ощутить на себе его сильную руку.
Что с ней происходит?
– Почему бы мне не купить отрез тебе на платье? – Ангелос заговорил с продавцом на греческом, и тот просиял от удовольствия.
– Мне не нужно платье…
– Ты носишь одно и то же платье, которое привезла с собой, – напомнил ей Ангелос. – Но тебе, возможно, нужно что‑нибудь особенное. Возможно, всем нам нужно. – Он указал на другой отрез, ярко‑розового цвета. – А это для Софии, – сказал он, снова обратившись на греческом к продавцу.
Талия импульсивно взяла его за руку.
– Спасибо, – тихо и прочувственно сказала она, и Ангелос повернулся к ней, скептически скривив рот.
– Это всего лишь кусок шелка.
– Я имела в виду не это. Я благодарю тебя за Софию. – Талия кивнула в сторону девочки, рассматривавшей тряпичных кукол на другом конце прилавка. – Она так рада, что ты проводишь время с ней. Я знаю, что это очень важно для нее.
Пожав плечами, Ангелос отвел глаза.
– Это так мало.
– Даже так…
– Это я должен благодарить тебя за то, что ты объяснила мне, что София хочет общаться со мной.
– Почему ты решил, что она не хочет?
Ангелос повернулся к ней спиной. Лицо его помрачнело.
– Потому что я ужасно разочаровал ее. Я был никуда не годным отцом. Такой отец был ей не нужен.
– Но ты нужен ей, Ангелос, потому что ты ее отец. И не важно, что было прежде…
Он покачал головой. Резким движением взяв сверток с отрезами и расплатившись с продавцом, он сказал:
– Не будем говорить об этом.
Талия смотрела, как он подошел к Софии и показал ей свою покупку. Лицо девочки осветилось застенчивой улыбкой, и сердце Талии болезненно заныло. Почему Ангелос решил, что он плохой отец?
Почему так долго игнорировал свою дочь? Ей хотелось знать ответ, но она сомневалась, что Ангелос ответит на ее вопросы.
К вечеру они пребывали в приятной истоме. Подходя к лодке, Ангелос коснулся пальцем носа Талии.
– Ты немножко подгорела.
– Значит, не будет видно моих веснушек, – ответила она с игривой гримасой.
– Мне нравятся твои веснушки, – ответил Ангелос, и, когда Талия уставилась на него открыв рот, повернулся к Софии и что‑то ей сказал.
Ангелосу нравятся ее веснушки? Она, наверное, сошла с ума, если подумала, что может ему нравиться. У нее не было никакого опыта в любовных делах, она не умела флиртовать. Она понятия не имела, как ей оценивать чувства Ангелоса и даже свои собственные. И все же его простые слова приятно возбудили ее, будто она только что выпила бутылку шампанского.
– Ты нормально перенесешь обратную дорогу? – тихо спросил Ангелос, помогая Софии подняться на борт яхты.
– Думаю, да. – Талия улыбнулась ему, стараясь не вглядываться в его лицо, когда в ней продолжало бурлить шампанское. Он тоже загорел, и его бронзовая кожа стала еще более красивой. Его резко очерченные скулы и золотисто‑карие глаза были такими красивыми, что у нее перехватывало дыхание, когда она смотрела на них. – На самом деле я поражена, как легко я перенесла этот день, – призналась Талия. – Я очень давно не бродила вот так по городу, среди людей.
– С тех пор, как?.. – спросил Ангелос, нахмурив брови, и Талия кивнула.
– Я не могла выносить толпы. Но сегодня вынесла. – «Потому что я была с тобой. С тобой я чувствую себя защищенной, в безопасности». Но она не сказала этих слов, а вместо этого улыбнулась. – Спасибо тебе.
– Я не имею к этому никакого отношения…
– Имеешь, – настойчиво сказала Талия, а затем, отбросив всякую предосторожность, объяснила: – Когда ты обнял меня в ту ночь… я впервые за семь лет почувствовала себя в безопасности. Это придало мне уверенности в себе, Ангелос, и ведь я думала, что навсегда утратила ее. Поэтому ты имеешь к этому отношение. И я благодарна тебе за это.
Она не смела взглянуть на него, боясь открыть слишком многое, поэтому, покраснев, сама забралась в лодку и уселась рядом с Софией.
Над Эгейским морем поднялась луна, и парусник скользил по темной воде. Прохладный ветерок овевал их загоревшие на солнце лица. София, задремав, прижалась к Талии, а Ангелос уселся на корме, положив руку на румпель. Он кивнул на Софию.
– Сегодня у нее был знаменательный день.
– Он был знаменательным для всех нас.
– Да. – Он помедлил, и в сгустившихся сумерках она не смогла разглядеть его лицо. – Я горжусь тобой, Талия. Ты смогла преодолеть свои страхи. Не каждый имеет мужество сделать это.
– Я уже сказала тебе, что именно ты помог мне в этом. – Она была рада тому, что в темноте он не видел ее разгоревшихся щек. – По правде сказать, я не собиралась их преодолевать. Но когда я оказалась здесь и увидела, как София… – Талия замолчала, боясь затронуть слишком болезненную для Ангелоса тему.
– Что София? – спросил он.
– Она напомнила мне меня, – тихо сказала Талия. – Я так долго скрывалась ото всех. Стыдилась себя.
Она почувствовала, как напрягся Ангелос, хотя он был в нескольких метрах от нее. Когда он заговорил, в его голосе послышалась боль.