И с Талией. Ты наслаждался временем, проведенным с нею.
Ради Софии он должен остаться. Через несколько дней у нее будет день рождения, и ради этого, по крайней мере, он должен остаться. Он должен постараться быть таким отцом, которым никогда не сможет быть.
Ангелос пошел наверх, в доме было темно, лишь балки и ставни поскрипывали на ветру. Он поднялся на лестничную площадку – и вдруг услышал звук, который поначалу принял за завывание ветра. Это был тихий стон. Застыв на месте, Ангелос нахмурился. Звук повторился снова. Это был животный звук – боли или страха.
Нахмурившись, Ангелос пошел по коридору. Сердце его сжалось при мысли о том, что это София, должно быть, стонет от страха. Потом он понял, что звук доносился не из комнаты дочери, находившейся в конце коридора, а из‑за закрытой двери прямо перед ним. Из комнаты Талии.
Он снова услышал стон.
– Талия? – тихо позвал он, постучав в дверь.
Никакого ответа. Склонив голову, он стал напряженно прислушиваться. Все было тихо, но по его спине пробежали мурашки. А что, если Талия заболела? Она была странно тихой за ужином, но Ангелос объяснил это долгим пребыванием на море и солнце, а также тем, что она не любила шторм. Однако Софию она окружила вниманием и заботой, поэтому Ангелосу не в чем было ее упрекнуть. Он просто огорчился, когда она ушла, будто в комнате выключили свет, а из него самого выкачали всю энергию.
Он снова услышал стон, еще более отчетливый, чем прежде, и открыл дверь.
Застыв на пороге, он был поражен увиденным. Талия сидела на кровати, сжавшись в комочек и прижав к груди подушку. Волосы ее были мокрыми от пота, лицо мертвенно‑бледным.
Тихо выругавшись себе под нос, Ангелос шагнул к ней.
– Талия, что случилось? Ты заболела?
Она едва заметила его, когда он сел рядом с ней на кровать, взволнованно вглядевшись в ее лицо. Ангелос приложил руку к ее лбу – и вздрогнул, почувствовав, каким он был ледяным. Он думал, что Талия горит в лихорадке, но кожа ее была невероятно холодной.
– Талия… – прошептал он, убрав влажные волосы с ее лица.
Она едва взглянула на него. Глаза ее были стеклянными, а взгляд был блуждающим. Все ее тело было страшно напряжено.
И вдруг Ангелос понял: она не была больна, она была испугана! Страшно испугана! Он видел, как она занервничала, услышав о приближавшемся шторме, но он не знал, что у нее настоящая фобия.
– Талия, все хорошо, – пробормотал он, продолжая убирать волосы с ее лица.
Она даже не взглянула на него, не осознавая того, что он находится рядом с ней.
– Все хорошо, – беспомощно повторил Ангелос, потому что ничего хорошего на самом деле не было.
По ее телу пробежала дрожь, и ее глаза закрылись, будто она окончательно сдалась охватившему ее страху.
– Пойдем, – сказал Ангелос, подхватив ее на руки. – Тебе нужно умыться.
Она была невероятно легкой и хрупкой, хотя и висела мертвым грузом. Но через несколько секунд она сжалась в комок, прижавшись щекой к его груди, и обняла его шею руками.
Ангелос на секунду замер на месте, охваченный ощущением ее близости и абсолютного доверия с ее стороны.
Затем он прошел с ней в ванную, осторожно поставил ее на ноги и открыл кран.
– Ты сможешь раздеться? – спросил он, и в ответ она только взглянула на него широко раскрытыми невидящими глазами.
Он колебался всего лишь секунду, а затем снял с нее футболку и мужские шорты, которые она носила как пижаму. Он старался сделать все четко и аккуратно, но внутри у него все дрогнуло, когда он взглянул на ее гибкое золотистое тело. Маленькие высокие груди, усыпанные веснушками. Тонкая талия и длинные ноги. Он снова взглянул ей в лицо, смутившись от того, что так глазел на нее, но Талия не смотрела на него. Все ее тело дрожало, зубы стали стучать.
– Пойдем, – сказал Ангелос, помогая ей зайти в душ. Она встала под теплые струи, закрыв глаза, и вдруг, прислонившись к стене, стала медленно сползать на пол.
Громко выругавшись, Ангелос бросился к ней, прямо в одежде, и подхватил ее на руки.
Она прижалась к нему своим обнаженным телом, и через некоторое время – Ангелос даже не знал, сколько времени прошло, – перестала дрожать.
В конце концов, Талия пришла в себя, будто после какого‑то транса. Отпрянув от него, она ошарашенно взглянула на Ангелоса, осознав, в каком она виде. По ее обнаженному телу стекала вода, мокрые волосы прилипли к спине.
Талия открыла рот, но ничего не могла сказать, и Ангелос понял, какой она испытывает шок. А он нисколько не смущался, хотя сидел в ванной полностью одетый и баюкал в руках обнаженную женщину.
Спокойно дотянувшись до крана, он выключил воду. Ванная комната наполнилась душным молчанием; Ангелос встал, почувствовав, что его рубашка прилипла к телу, а волосы к голове.
– Сейчас я дам тебе полотенце, – сказал Ангелос.
Талия ничего не ответила. Ангелос взял большое махровое полотенце с полки, и Талия вышла из душа на трясущихся ногах. Одной рукой она держалась за стенку.
– Я… – начала она, но голос ее сорвался.
– Не надо, – остановил ее Ангелос. Он бережно укутал ее в полотенце, прикрыв наготу. – Я хотел сказать, не смущайся, – пояснил он.