Все же слова Луизы как-то царапнули меня по душе. Странно разговаривали! Ну, конечно! Вдруг я понял, почему так с ней разговаривал. Она мне понравилась, и я, чтобы привлечь к себе внимание, заговорил с ней на языке двадцать первого века, более свободно и раскованно, чем принято, совершенно забыв о разнице между нами в сто сорок лет. Забыл, что она по-другому воспитана, что смотрит на мир другими глазами, совсем иначе, чем я.
Мы проследили за ними вплоть до того момента, пока кэбмен не без труда загрузил Моррисона в экипаж. Луиза, дождавшись брошенного в нашу сторону взгляда миссис Картрайт, помахала ей рукой. Та, махнув ей в ответ, резко повернулась и пошла в противоположную от нас сторону.
«В свое время умный человек мне сказал так: наши представления о людях исходят из нас самих. Из наших страхов, надежд, мечтаний и только на тридцать процентов из реальности. Интересно, насколько может быть это выражение справедливым к пониманию мужчины женщины… красивой и… изящной?»
Последнее соображение было вызвано точеной фигуркой удаляющейся девушки, которую не могло скрыть даже осеннее пальто.
Глава 9
Вся власть города, как политическая, так и городская, была насквозь продажна. Чиновники всех рангов крали из федеральной казны и бюджета штата и города. Брали огромные взятки за подряды на строительство, выделение земли, запуск новых транспортных линий, уборку улиц. Не было такой статьи в городском бюджете, которая не приносила бы дохода тем, кто управлял Нью-Йорком. Во главе всех крупных махинаций и сделок стоял Уильям Марси Твид, сенатор и лидер Демократической партии в Нью-Йорке. Переполнившим чашу терпения делом, на котором Твид «погорел», стало финансируемое из казначейства штата строительство суда округа Нью-Йорк на Чамберс-стрит, 52. Возведение здания суда обошлось налогоплательщикам в двенадцать миллионов долларов. Чтобы представить себе масштаб воровства во время строительства, нужно вспомнить, что как раз в это время, в 1867 году, Российская империя продала Аляску всего за 7 миллионов долларов, то есть почти в два раза дешевле, чем стоило казначейству штата одно трёхэтажное здание.
Около семи часов вечера я медленно шел по сорок шестой авеню. Моей целью был бордель мадам Рошан. Про это заведение под названием «Дом благородных дев» в газетах писалось так: «Обслуживание на высшем уровне и только для истинных джентльменов». Пройдя мимо ярко освещенного парадного входа, я завернул за угол и, пройдя мимо черного хода борделя, дошел до следующего здания, где на первом этаже дома, над входом, висела старая вывеска, которая гласила «Бакалейные и колониальные товары. Моцарт и сыновья», но ни того, ни другого здесь давно не было, зато был тайный вход в заведение мадам Рошан для избранных клиентов. Для таких, как Кортленд Ван Дайм. Этот филиал борделя для очень богатых посетителей состоял из двух роскошно обставленных спален. На первом этаже находился охранник, пускавший только проверенных клиентов, и комната для обслуживающего персонала, где и находился буфет. Виски. Вино. Фрукты. Легкие закуски. Остановившись у двери, я постучал условленным стуком. Сначала открылось маленькое зарешеченное окошечко в двери, после чего лязгнул засов, и дверь отворилась. За ней меня встретили два бойца из группы Джима Харда и лежащий без сознания охранник мадам Рошан. Кивнув парням, я поднялся по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, где меня ждали Сэм Бык и фотограф со своей камерой, который явно нервничал. Некоторое время я осматривал здоровый деревянный ящик с объективом-гармошкой на треноге, потом перевел взгляд на Быка. Тот все понял без слов.
– Все нормально. Дверные петли смазаны, войдем бесшумно, а с камерой я ему помогу.
– И чего мы ждем? Пошли.