Хочешь выжить – стреляй первым

Через две недели после нашего совещания у Сержанта состоялся процесс, где Марта Дуган публично обвинила мормона Моррисона в убийстве своей семьи и похищении своей младшей сестры. Газетчики набросились на это дело, словно стервятники на труп. В течение трех дней заголовки будоражили умы обывателей, но только шум начал затихать, как вдруг его фамилия снова прозвучала, но теперь уже на одном из заседаний городского совета. При выступлении одного из членов комиссии по выявлению нарушений правил торговли, а также злостных неплательщиков налогов, неожиданно для многих была произнесена фамилия Моррисона, причем вместе с внушительной цифрой, указывающей, сколько тот недоплатил в городскую казну. Не успел владелец универсальных магазинов опомниться от неожиданного удара, как на его склады нагрянула комиссия в поисках нарушений и тут же не замедлила грянуть новая сенсация. На складах нашли большие партии контрабандного товара. Если до этого дня его адвокаты действовали довольно успешно, то сейчас они оказались бессильны, в результате чего их клиент был взят под стражу прямо в зале суда, правда, не проведя за решеткой и двенадцати часов, он вышел под залог в сумму пять тысяч долларов. Для газетчиков этот процесс стал подобно манне, падающей с неба. Некоторые газеты, пользуясь моментом и стараясь привлечь к себе больше внимания, приписали Моррисону такие «подвиги», наградили рядом таких гнусных привычек, что даже видавший виды Нью-Йорк содрогнулся, узнав, что за монстр скрывался под личиной уважаемого человека. Газеты буквально растоптали его, смешав с грязью. Высший свет и общество закрыли перед ним свои двери. Приемы, визиты, балы – теперь все для него и его семьи осталось в прошлом.

В воскресенье я прогуливался по фойе «Универсальной школы» в ожидании Луизы. Неделя выдалась нервная и тяжелая, и сейчас я предвкушал незатейливое, живое общение с девочкой. Именно поэтому по воскресеньям со мной никогда не было Карла. Основная масса воспитанниц в окружении родителей уже успела исчезнуть за парадной дверью, когда я увидел ее, медленно спускающуюся по лестнице. Вид у нее был, мягко скажем, расстроенный.

– Что, опять эти несносные сестры Моррисон? – я подскочил к ней, встревоженный.

– Нет, их еще позавчера мама забрала. Совсем, – уныло ответила она, глядя в пол, выложенный мозаичной плиткой.

– Ты себя плохо вела и тебя наказали?

– Джек, ты громила?

От ее вопроса у меня перехватило дыхание. К тому же ее детский, наивный взгляд, ожидавший ответа, сейчас, в данный момент, был для меня страшнее любой людской или божьей кары. Мысли заметались, как вспугнутая стая птиц.

«Она знает?! Откуда?! Кто ей мог сказать?!»

– Луиза, кто тебе это сказал? – спросил я ее, пытаясь выгадать время для придумывания подходящего ответа.

– Нет, Джек, ты мне сначала скажи, это правда или ложь?!

– Правда то, что я не громила. Клянусь!

– Ой, Джек! Я так рада! Извини, что подумала о тебе плохо! Вернее, я так не думала, просто девочкам как-то рассказала, что ты начальник над грузчиками в порту, а эти противные сестры Моррисон, чтобы мне досадить, всем рассказали, что в порту одни бандиты и громилы! Еще там есть Ходячая Смерть. Она ловит людей и хоронит их живыми в могилы! – меня после этих слов словно ведром холодной воды обдало. – Что ты на меня так смотришь, Джек? Я знаю, что нехорошо слушать страшные рассказы! Мне самой потом так страшно бывает! Так страшно! Эти сестры сами плохие девочки! Их отец вон какой плохой оказался! Джек, я так рада, что ты не громила!

Переведя дух, я посмотрел на Луизу. Она уже улыбалась, потому что все беды одним махом рассеял ее любимый Джек. Я выдавил из себя улыбку, при этом не испытывая никакой радости, а только облегчение, затем взял ее за руку, и мы пошли к двери. На улице было прохладно, но не было ветра и сияло солнце, поэтому мы решили поехать в парк. Прогуливаясь по пожухлой траве, покрытой ковром опавшей листвы, я слушал вполуха милую детскую болтовню, а сам думал о том, что я делаю и зачем. То, чем мне приходилось заниматься сейчас, как и в прежней жизни, было основано на силе, страхе и крови, но в то же время отличалось, как боевой нож спецназовца от заточки уголовника. Но ведь что главное у человека на жизненном пути? Какая-то определенная цель. Это могут быть дети, собственный дом… А у меня, как и прежде, дорога вела в никуда. Выжить на определенном этапе, а дальше уже и не заглядываешь. Да и к чему может привести такой путь? Только к очередному подвалу, в котором закончилась та моя жизнь. Нет, мне не хотелось такого конца, но при этом все последующие попытки понять, чего именно я хочу, постоянно заходили в тупик.