Форма — пожалования и подданства соответствовала юридическому статусу сторон. Россия была самостоятельным государством, а её монарх — единственным в ойкумене независимым православным государем. Войско Запорожское (организованное в Гетманство) самостоятельным государством не являлось, юридически пребывая в составе Речи Посполитой в качестве автономной (да ещё и изначально самопровозглашённой) административной единицы с не определённым окончательно статусом, территорией, объёмом её прав и сомнительной правящей группой. Это следовало из Зборовского и Белоцерковского трактатов (мирных договоров), заключённых между восставшими и польской стороной. О подданстве, а не о «военном союзе» и т. п., речь шла и на Земском соборе, и на Переяславской раде, и на переговорах в Москве, причём о нём говорили обе стороны[106].
Важно подчеркнуть не только отсутствие факта «договора» как юридического документа, заключённого между двумя равными по статусу договаривающимися сторонами, но и то, что с малороссийской стороны в качестве партнёра фактически выступало не политическое образование (Гетманство), а несколько сословий, принимавших российское подданство (казачество, шляхта, духовенство и мещане), что и было оформлено царскими жалованными грамотами[107]. Да, по факту казачество контролировало территорию Малой Руси, и его сословно-войсковые институты действовали там в качестве органов власти, а само оно оказалось наверху сословной иерархии. Но формально оно выступало как социальная группа. И эти органы власти как раз нуждались в придании им легитимного характера путём монаршего пожалования (неважно, от короля, царя или султана). Утвердить свои формальные (да и фактические) права на Малороссию и её народ, а себя — как легитимную правящую группу края, казачеству и его старшине ещё только предстояло. Делать это им пришлось на протяжении ста тридцати лет. И тот комплекс мер, который называется «Переяславской радой», стал заметным шагом на этом пути.
Другим важным аспектом данного акта был его всенародный характер. Объединение с Россией (в виде подданства — формы оговаривались позже) было добровольным, его инициатива исходила от малороссийской стороны, причём была не спонтанной (вызванной сиюминутными военными затруднениями), а озвучивалась на протяжении нескольких последних лет («шесть летных наших молений безпрестанных», как отозвался о них Хмельницкий) и имела свою предысторию.
В Русском государстве решение о принятии Малой Руси и Войска Запорожского в подданство принял всесословный Земский собор. А в Малороссии была проведена широкомасштабная индивидуальная присяга на верность царю — помазаннику Божьему (вещь беспрецедентная в Европе), почему и стало возможным истолковывать её нарушение как измену. Исходя из сказанного, российская сторона действительно имела основания трактовать произошедшее как переход Малой Руси в подданство на правах широкой автономии.
Казачья старшина, привыкла мыслить категориями, заведёнными в Речи Посполитой: договорами подданных с монархами, контролем шляхты над королями, правом на мятеж. И оперировать своим опытом мятежей, поднимаемых против короля — хоть и иноверного, но законного монарха. А потому смотрела на произошедшее несколько иначе, стремясь видеть в них именно «соглашения» и «договоры» своей корпорации с монархом[108]. Которые, в случае чего, можно не выполнять, пересмотреть или вовсе от них отказаться. Эти нюансы понимания правовых отношений впоследствии сказались на поведении казачьей старшины и её политических ориентациях, став одной из главных причин «Руины».
Письмо Богдана Хмельницкого от имени всего Войска Запорожского о победах над польским войском и желании казачества перейти под власть русского царя (1648 г.)
Эти «соглашения» в ходе дальнейших московско-казачьих отношений действительно пересматривались. Не «Жалованная грамота гетману Богдану Хмельницкому и Всему Войску Запорожскому», конечно, а документы, конкретизирующие положение казачьей автономии в русском подданстве (те самые «Статьи»). Причём пересматривались они хоть и по инициативе российской стороны (при избрании каждого нового гетмана), но поводом к этому служило поведение именно казачьей стороны. А конкретно, старшинских группировок и гетманов, нарушавших присягу, затевавших мятежи и переходивших на сторону противников России — Польши, Турции, Швеции.