Хэдли и Грейс

– Хэдли… – начал он, врезаясь в стену.

– Марк, – перебила его она. Безрассудство било через край, опьяняя ее.

Он открыл рот, чтобы продолжить, но ее губи прижались к его губам, заставив его замолчать. Это был неловкий поцелуй, его связанные руки были прижаты к ее груди, а ее шея вытянулась. Он застыл, когда Хэдли неуклюже прижалась к нему.

Он отвоевал небольшое пространство между ними.

– Хэдли…

– Нет! – отрезала она, покачав головой.

– Но…

– Нет, – снова сказала она, слезы выступили у нее на глазах, и пара капель упала на пол между ними.

Затем произошло нечто из ряда вон выходящее. Она была на грани срыва, между отчаянием и горем, и тогда его руки поднялись, обхватив ее подбородок, он наклонился и коснулся ее губ своими. Она знал, что это всего лишь доброта, утешение, чтобы смягчить удар его отказа, но под его прикосновением пульсировал настоящий голод. Она почувствовала это – его боль и желания, которые были так похожи на ее собственные, и когда она обняла руками его шею, чтобы притянуть ее ближе, он проиграл эту битву, и его губы слились с ее.

Когда он отстранился, в его ярко-голубых глазах вспыхнул стыд.

– Здесь только мы, – прошептала она, прижимая пальцы к его губам, чтобы остановить его протест. – И только этот момент.

Она понятия не имела, откуда взялись эти слова, но они казались правильными. Слишком много ужасов осталось позади нее и столько же ждало впереди, ей не хотелось думать об этом, она создала вакуум во времени и пространстве, все, что существовало для нее сейчас, – это он, она и эта секунда.

Она положила руки ему на грудь и снова поцеловала его. И когда она опустила руки и начала расстегивать его рубашку, он позволил ей. Хэдли стянула рубашку с его плеч, и та застряла где-то в районе локтей, потому что связывающие их путы мешали спустить ее ниже.

Они посмотрели вниз и дружно рассмеялись. Он брыкался, прыгал и вертелся, пытаясь освободиться, они смеялись все громче, сгибаясь пополам от приступов хохота.

– Я сделаю это, – сказала она. – Наклонись-ка!

Марк сделал, как она велела, и Хэдли схватила подол рубашки, дернув через голову и выворачивая ее наизнанку.

– Чудесно, – заявил он, хлопая локтями, как утка крыльями, чтобы продемонстрировать, что его руки свободны.

Они снова поцеловались, но уже веселее. Рубашка болталась между ними, напоминая о комичной ситуации. Они неловко сняли с себя остальную одежду, и она поняла, как нелепо они, должно быть, выглядели: его рубашка застряла у него на локтях, ее рубашка и лифчик болтались на эластичном бинте между ними, его штаны и боксеры сбились на лодыжках, а ее юбка была задрана до талии. Но, честно говоря, ей было все равно. В течение пятнадцати лет единственная любовь, которую она знала, исходила от мужчины, терроризировавшего ее, а сейчас она была с мужчиной, с которым познакомилась менее суток назад, но он был так заботлив, нежен и добр.

То, что они делали, было до странного обыденным, и все же они оба осознавали, насколько это было замечательно, будто самая естественная вещь в мире.

Все закончилось слишком быстро, и она почувствовала, как он разочарован в себе, хотя она ничуть не была расстроена. Он был возбужден, как и она – два человека ждали этого так долго, что невозможно было сдерживаться.

Это было великолепно, – хотела сказать она, но поняла, как банально это прозвучало бы.

Он скатилась по нему, и теперь он лежал на спине, его грудь тяжело вздымалась.

– Извини, – сказал он. – Наверное, я немного отвык от этого.

Она перевернулась так, что ее голова оказалась на его плече.

– Правда? – спросила она, рисуя круги на его груди. – Немного отвык заниматься любовью с женщиной в душном трейлере посреди пустыни со связанными руками?

Он усмехнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку. Это был такой странный и знакомый жест, и она снова удивилась, насколько ей было комфортно, будто она знала его всю свою жизнь, или, скорее, ей суждено было знать его всю свою жизнь, но встретились они только сейчас.

– Ну, – хмыкнул он, – могу честно сказать, что никогда раньше не делал этого с подозреваемой.

– Похитительницей, – поправила его она.

– Точно, с похитительницей.

Это должно было быть шуткой, но что-то в этом слове портило момент.

Она провела пальцем по шраму на его левом плече. Поврежденная кожа задрожала под ее прикосновением.

– Война? – спросила она.

– Футбол.

– Полузащитник?

– Талисман команды.

Она улыбнулась, оперлась на локоть и наклонилась, чтобы поцеловать его. Когда она снова улеглась, он придвинулся ближе и взял ее пальцы в свои.

– Значит, ты живешь в Лас-Вегасе? – спросила она.

– В округе Колумбия. Я переехал туда два года назад.

Он рассказывал ей о своей жизни, а она ему о своей. Он вырос в Бостоне, играл в футбол за «Нотр-Дам», служил в морской пехоте, потом начал работать в ФБР. Он сиял, когда говорил о своих детях, Шелли и Бене, о его любви, такой большой, что она наполняла всю комнату, и она ощутила его боль, когда он рассказал о своем браке, как будто эта неудача каким-то образом отражала его суть.