Он сказал ей, что должен увидеться с ними завтра и что они с сыном собираются выбрать собаку. Она рассказала ему о Принце Чарльзе и о том, как горько ей было оставлять его. Она знала, что не должна расстраиваться из-за домашнего животного, но Принц Чарльз был с ней большую часть ее брака, он помог ей пережить самые тяжелые времена, поэтому она не могла не чувствовать, что бросила его после долгих лет верной службы.
Он спрашивал ее о Мэтти и Скиппере и немного о Фрэнке, хотя было очевидно, что он и так много о нем знает и составил уже определенное мнение.
– Почему ты не ушла от него раньше? – спросил он, когда она закончила рассказывать ему об инциденте с пиццей в ночь отъезда, и это признание показалось ей одновременно и предательством, и облегчением. Она впервые рассказывала кому-либо правду о своем браке.
– Я верила в любовь, – пробормотала она, чувствуя себя глупо. – В браке. – Она покачала головой. – Мы были семьей, и… Не знаю, наверное, я просто верила в то, что это можно выдержать, знаешь, несмотря ни на что – и что любовь всегда будет со мной, со всеми ее недостатками.
Он напрягся, и она задумалась о том, что его покоробило: то, что она так долго оставалась с ним, или то, что она могла быть такой наивной.
– Хэдли, – сказал он после долгой минуты, – мне нужно, чтобы ты меня выслушала…
– Не надо, – перебила она. – Я просто хочу полежать. Пожалуйста.
Она почувствовала, что он не хочет уходить от темы, но, к счастью, он промолчал, и они вернулись к тихим объятиям.
Она заснула, а когда проснулась, он разглядывал ее.
– Теперь Грейс меня точно застрелит, – вздохнул он.
Хэдли рассмеялась. Румянец гордости расцвел на ее щеках при мысли о том, что Грейс обнаружит, что она сделала, почти надеясь, что так и будет, чувствуя себя гладиатором после победы на арене. Потом она подумала о Мэтти и Скиппере, и все мысли вылетели из головы.
Внезапно запаниковав, она поднялась и схватилась за одежду. Ее рубашка и лифчик запутались в эластичном бинте, а еще она понятия не имела, куда делись ее трусики.
Марку удалось натянуть штаны, но он совершенно не знал, как опять надеть рубашку через голову. Она натянула лифчик и попыталась помочь ему вывернуть рубашку наизнанку. Она все еще была занята его рубашкой, когда к ним стал приближаться звук шин, скользящих по гравию.
– Черт! – выругалась она, бросая его одежду и сосредоточиваясь на своей.
Она застегнула последнюю пуговицу на рубашке, когда машина остановилась. Забыв, что она привязана к агенту и что не может опираться на больную лодыжку, она запрыгала к двери.
Марк рухнул, и она тоже упала. Прежде чем она успела выпрямиться, дверь открылась, и она подняла глаза на Грейс, стоящую в проеме с сумками в руках.
Она посмотрела на них сверху вниз, принюхалась, и ее глаза расширились.
– Да ты смеешься? Нет, скажи, что ты шутишь!
– Шучу о чем? – спросила Мэтти, подходя к ней сзади с Майлзом на руках.
– Мэтти, подожди снаружи, – быстро проговорила Хэдли, отталкивая Марка и падая на колени.
Грейс закрыла дверь, чтобы Мэтти ничего не увидела, и подлетела к столу.
– Ты понимаешь, что он пытается нас арестовать? – воскликнула она, ставя сумки. – Его задача – закрыть нас, посадить за решетку, отправить в тюрьму!
Хэдли, пошатываясь, встала на ноги, Марк помогал ей, как мог, своими связанными руками.
– Камера восемь на десять, – распалялась Грейс, – с сокамерницей по имени Берта. – Она практически сбросила бутылки с водой со стола. – Женщина, которая откусывает хвосты крысам и дает имена своим ногтям. Ты же в курсе, да?
Хэдли застенчиво взглянула на нее, ее щеки горели, а Грейс выглядела так, будто очень хотела ударить ее фонариком, который держала над головой. Она нахмурилась еще больше, покачала головой и фыркнула, но недостаточно сильно, и Хэдли решила, что она, возможно, даже немного рада за нее. Грейс снова фыркнула и вернулась к распаковке продуктов.
Хэдли отвязала свое запястье от запястья Марка, извиняясь взглядом, снова привязала свободный конец к столу, стягивая его двойным и тройным узлом.
Его глаза умоляли ее передумать, но она быстро отвела взгляд. Грейс достала из сумки сэндвич и протянула его ей.
– Я подумала, что ты, наверное, проголодалась. Индейка и швейцарский сыр на итальянском хлебе, из овощей только салат, с майонезом.
– Неужели я и правда такая предсказуемая?
Взгляд Грейс скользнул по Марку.
– Уже нет.
Хэдли ухмыльнулась, а Грейс бросила на нее раздраженный взгляд, из-за чего Хэдли улыбнулась еще шире, не в силах поверить, что она сделала то, что сделала.
Грейс отнесла Марку второй бутерброд. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Грейс перебила его.
– Если откроешь рот не для того, чтобы съесть этот бутерброд, то я с удовольствием оставлю тебя здесь только с водой и батончиками мюсли.
Он захлопнул рот, и Хэдли прошептала:
– Извини.