Хаски и его учитель белый кот. Том III

Когда Чу Ваньнин открыл глаза, было еще темно, и мужчина рядом с ним спал. Возможно, из-за многолетней привычки спать вместе, а, может, потому что, накормив его афродизиаками, Тасянь-Цзюнь чувствовал себя в полной безопасности, одним словом, сейчас император крепко спал рядом с ним без всякой защиты. Его подтянутое ладное тело все еще наполовину придавливало его сверху, мешая дышать.

Повернув голову, Чу Ваньнин посмотрел ему в лицо.

Когда Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти распахнулись и состоялась их встреча с Тасянь-Цзюнем, он еще помнил о том холодном ощущении от его прикосновения и мертвую тишину в его груди.

Но сейчас в груди у этого прильнувшего к нему человека бьется сердце.

Осколки вырезанного духовного ядра были заново собраны в сердце Тасянь-Цзюня, как если бы это была какая-то разбитая вещь.

«Нельзя думать об этом. Мо Жань умер. Не важно в каком мире, он уже мертв», — снова и снова мысленно повторял Чу Ваньнин, слушая медленное и сильное биение этого сердца. — «Мо Жань уже умер, а это только тело, бренная оболочка без души. Ты же знаешь, что должен сделать».

Сердце его стало твердым как железо. В ладони медленно собирался яркий свет, но он то вспыхивал, то гас, то вспыхивал вновь, и, в конце концов, погас.

Чу Ваньнин молча смотрел на лежащего рядом мужчину.

В тусклом сумеречном свете, со скрытыми за длинными ресницами закрытыми глазами, Тасянь-Цзюнь выглядел так, что стало еще труднее понять, прошлая это жизнь или настоящая.

Чу Ваньнин внезапно почувствовал, что это слишком похоже на ту дождливую ночь, когда в городке Учан они впервые разделили постель. На самом деле в ту ночь он тоже проснулся раньше и точно также склонился, чтобы коснуться губами щеки сладко спящего Мо Жаня.

Нет… нет, нет, нет.

Мо Жань уже умер… даже если бьется сердце, это все равно просто труп, даже если он может говорить, у него все равно нет души.

Мертв.

Но почему же тогда он все еще помнит то, что случилось после перерождения, почему эти эмоции в его глазах такие живые и настоящие, почему…

Чу Ваньнин затрепетал от страха, не в силах заставить себя думать об этом дальше.

Сцепив зубы, он собрал в руке духовную энергию и призвал Хуайша, превратив его в сияющий холодным светом золотой кинжал. Он выпрямился, закрыл глаза и в следующий момент, отбросив все чувства, безжалостно вонзил клинок в грудь Тасянь-Цзюня!

Со свистящим звуком клинок вошел во что-то по самую рукоять!

Чу Ваньнин резко открыл глаза, но перед ним никого не было. Преобразованный в кинжал Хуайша проткнул кровать. Божественное оружие, что резало железо, как масло, в итоге не смогло пронзить тело обращенного в живого мертвеца императора.

Ливень превратился в бурю, давно требовавшее ремонта окно с восточной стороны под натиском шквального ветра внезапно распахнулось, и дождь вместе с порывами холодного ветра хлынул внутрь.

Белая молния расколола небо, выхватив из тьмы внушающее ужас лицо стоявшего у кровати человека.

— Этот достопочтенный наивно полагал, что ты никогда не сделаешь это вновь.

— … — Чу Ваньнин медленно повернул голову.

Тасянь-Цзюнь стоял, опираясь на столбик кровати. На голой груди виднелась царапина, которую он получил, уклоняясь от кинжала. Не обращая на нее никакого внимания, он бесстрастно взирал на Чу Ваньнина:

— Надо же, вопреки ожиданиям, ты все же хотел убить меня.

Одним рывком, он с поразительной скоростью схватил Чу Ваньнина за запястье и в следующее мгновение с ясно различимым хрустом вывихнул ему руку.

— Прискорбно, не правда ли, но, кажется, сейчас я могущественнее, чем когда-либо прежде? — в ожидании ответа Тасянь-Цзюнь уставился в посеревшее от боли лицо Чу Ваньнина, но тот молчал, поэтому император холодно продолжил. — С этими моими приемами ты ведь еще не знаком?

Он сделал паузу, а потом, словно насмехаясь над собой, продолжил:

— На самом деле в этом нет ничего удивительного. Если бы ты, как я, остался здесь один… Представь, ты никого здесь не знаешь и никому не можешь доверять, а самое интересное занятие на каждый день — изматывающие тренировки. Так за семь-восемь лет и ты смог бы значительно усовершенствовать свои навыки.

Сияние Хуайша померкло и, превратившись в слабую тень, растаяло, вновь слившись в единое целое с плотью и кровью Чу Ваньнина.

Легкая усмешка появилась на губах Тасянь-Цзюня:

— Учитель, в прошлом все мои приемы были переняты у тебя. Однако теперь это не так.

— …

— Сколько он прожил в том мире после возрождения, столько же я в одиночестве томился в этом мире, а теперь я к тому же получил его духовное ядро, — сказал Тасянь-Цзюнь, поглаживая бровь Чу Ваньнина своим большим мозолистым пальцем. — С текущими возможностями Учителя убить меня невозможно.

Спустя несколько мгновений, как будто что-то вспомнив, он добавил:

— Учитель ведь может не знать, чем я занимался все эти годы в этом полуразрушенном смертном мире?

Он говорил в очень интимном тоне и больше не называл себя «этот достопочтенный».

— Я отведу тебя посмотреть.