Хаски и его учитель белый кот. Том III

В этот момент он был так растроган и так опечален, так мучительно страдал и так глубоко любил.

Дрожащим от волнения голосом он произнес:

— Учитель…

Подняв руку, Чу Ваньнин остановил его:

— Просто выслушай меня до конца.

Мо Жань ждал продолжения довольно долго, но в итоге Чу Ваньнин оказался тем человеком, который просто не знал, как поведать о своей любви. Он хотел сказать очень много, однако не мог подобрать правильные слова, так как чувствовал, что их все равно недостаточно, чтобы выразить всю глубину его чувства.

В какой-то момент Чу Ваньнин хотел сказать: «Прости меня за то, что допустил, чтобы с тобой обошлись несправедливо, и позволил слишком многое взвалить на свои плечи».

А еще он хотел сказать: «В прошлой жизни, прежде чем я покинул тебя, я так и не смог сказать тебе всю правду. Это я подвел тебя».

И еще: «В тот год в Павильоне Алого Лотоса, спасибо тебе за желание защитить меня».

Он даже думал о том, чтобы отбросить достоинство, забыв об учительском авторитете, вцепиться в это пока еще теплое тело и, рыдая на груди Мо Жаня, молить: «Прошу, не уходи, умоляю, не оставляй меня».

Но горло сдавило, и в сердце разлилась едкая горечь.

В конце концов, Чу Ваньнин лишь смиренно склонил голову и поцеловал рану на сердце Мо Жаня. Густые тени ресниц скрыли его глаза, когда он хрипло сказал:

— Мо Жань, неважно, что было в прошлом и что будет в будущем, отныне и впредь я всегда буду с тобой.

Стыд вошел в его кровь и каленым железом прожигал его тело с головы до пят, но, несмотря ни на что, каждое его слово звучало торжественно и твердо:

— На всю жизнь я человек императора Тасянь-Цзюня, и также на всю жизнь я человек образцового наставника Мо.

Слишком обжигающе горячо.

Мо Жань лишь почувствовал, что в его объятьях вновь вспыхнул и засиял тот последний огонь, что он потерял в прошлой жизни. Перед глазами взорвался прекраснейший фейерверк, и в тот же миг вся боль, все горести и печали оставили его и ушли куда-то очень далеко.

— Две моих жизни принадлежат только тебе. Без сожалений.

Мо Жань поспешил закрыть глаза, так как в них было слишком уж много влаги.

Справившись с собой, он поцеловал губы Чу Ваньнина и выдохнул:

— Учитель… спасибо тебе.

За окном снегопад становился все сильнее и гуще, а ночь все темнее и беспросветнее.

Обнявшись, они лежали в объятиях друг друга, думая, что это и есть конец их жизни.

Мо Жань чувствовал, что отворот его одежды промок от слез, но промолчал. С раннего детства он питал большие надежды и верил, что под конец его жизни ему суждено много радости, так что в такой момент он просто обязан быть очень счастливым.

Заключив Чу Ваньнина в объятия, он сказал:

— Засыпай Ваньнин. Спи, я буду обнимать тебя. Ты боишься холода, я тебя согрею. Просто подожди немного, и когда мне станет лучше, мы вместе вернемся на Пик Сышэн. Я хочу повиниться перед дядей и тетей, и хочу опять ссориться и пререкаться с Сюэ Мэном… у нас с тобой еще так много дел…

Мо Жань нежно гладил Чу Ваньнина по голове. Голос его был очень мягким и тихим. В горле клокотала кровь со сладким привкусом сырого мяса, а дыхание становилось все медленнее и тяжелее. Но он все еще улыбался и выражение его лица было очень спокойным и умиротворенным:

— Учитель, я буду держать над тобой зонт до конца жизни.

У лежащего в его объятьях Чу Ваньнина от слез сдавило горло, так что он не смог издать ни единого звука.

— Маленький братец Ся, — нежно поддразнил его Мо Жань. Ведь было очевидно, что ему трудно даже говорить, а он все еще пытался его дразнить. — Твой старший брат… расскажет тебе историю… отныне каждый вечер ты будешь слушать мои истории… если ты не гнушаешься грубого языка своего старшего братца, который умеет рассказывать только про коров, что едят траву…

Под конец Мо Жань поднял взгляд и посмотрел на искрящееся снежное покрывало за окном.

Небо и земля стали одним бескрайним девственно белым полотном.

— Ваньнин, — он обнял так сильно, что его учащенное сердцебиение эхом отозвалось в ушах Чу Ваньнина, и тихо сказал, — я всегда любил тебя.

Он медленно закрыл глаза. Ямочки на щеках были похожи на обмелевшие озерца, наполненные грушевым вином.

Его сердце билось все медленнее, все прерывистее.

Вдруг за окном под тяжестью выпавшего снега надломилась ветка дикой сливы и со звонким треском упала на землю.

После этого звука Чу Ваньнин больше не слышал биение сердца в своих ушах.

Он ждал мгновение, он ждал несколько секунд, он ждал минуту, он ждал долго.

Но больше не было ни звука.

Не было ни звука… не было ничего…

Это была жуткая, леденящая кровь тишина.

Это была та пугающая тишина, которая лишает надежды и ввергает в отчаяние на всю оставшуюся жизнь.

Конец.

Остановилось.

Исчерпав себя до конца.

В комнате стало тихо, ужасно тихо. Мертвая тишина.

После этого прошло уже много времени. Чу Ваньнин тоже не двигался. Он по-прежнему лежал на узкой плетеной кушетке в объятьях Мо Жаня. Он не встал с кровати, не поднял головы и больше не пытался заговорить.

Его маленький ученик, его старший брат Мо, его император Тасянь-Цзюнь хотел, чтобы он спал спокойно.