Хаски и его учитель белый кот. Том III

Чу Ваньнин без всяких сомнений тут же подошел к нему и, закатав белоснежный рукав, протянул руку своему наставнику.

Проверив его духовные потоки, Хуайцзуй сказал:

— Оно очень мощное, но все еще немного нестабильно. Больше тренируйся и к зиме ты сможешь достигнуть совершенства.

— Большое спасибо, Учитель, — с улыбкой ответил Чу Ваньнин.

Возможно, Мо Жаню только показалось, но когда он сказал это, плечи Хуайцзуя едва заметно дрогнули.

Однако в итоге Хуайцзуй больше ничего не произнес, ничего не выказал и ничего не изменил.

Развернувшись, он просто вернулся в храм.

Мо Жань застыл на том же месте. Он не стал оборачиваться и смотреть вслед уходящему Хуайцзую, а с отчаянной жадностью вглядывался в юного Чу Ваньнина, который в любой момент мог исчезнуть.

Все такой же невинный, кристально чистый, можно сказать, даже нежный и мягкий.

Как у такого человека может не быть души?

Его взгляд скользнул по белым одеждам и почти неосознанно задержался на скрытой под ними вздымающейся и опускающейся груди Чу Ваньнина.

И вдруг Мо Жань обмер от пришедшей ему в голову мысли и застыл, словно громом пораженный. Казалось, что в этот момент на его грудь упала каменная глыба, подняв в омуте души огромные волны неконтролируемых эмоций.

— Нет… Нет…

Он попятился назад.

Но опять же, что он мог сделать?

Воспоминание уже выпустило свои звериные когти и, вонзив их в его тело, вывернуло наружу все его нутро[238.7].

Он вспомнил, что под ложечкой в центре груди Чу Ваньнина был шрам.

Ему... вскрыли сердце! Он… он…

Мо Жань задрожал. А перед ним под светом луны Чу Ваньнин танцевал с мечом, ступая по летящим лепесткам.

Такой прекрасный.

Мо Жань содрогнулся от ужаса, чувствуя себя так, словно только что в его живот выплеснули ведро ледяной воды.

Ему… рассекли грудь.

Так Хуайцзуй действительно сделал это?

Он на самом деле отвел Чу Ваньнина в Преисподнюю и вплавил осколки души Чу Ланя в его сердце, поэтому изначального Чу Ваньнина давно уже нет, поэтому…

Он схватился за голову и, согнувшись пополам, осел на землю.

Дрожа всем телом, он не осмеливался думать дальше.

Больно.

Как же болит в груди.

Лучше бы он был тем человеком, которому вырвали сердце, лучше бы он был тем, у кого отняли его изначальную душу.

Чу Ваньнин.

Он ведь такой хороший.

За что его обрекли на эти страдания? Почему ему вынесли этот не подлежащий обжалованию приговор «не настоящий человек», рассматривая его лишь в качестве бездушной бренной оболочки, выращенной для того, чтобы нести внутри себя другую жизнь?

Тогда кто тот Учитель, которому он поклонился когда-то?

Чу Лань или Чу Ваньнин?

Мо Жань лишь чувствовал, что сходит с ума. От боли раскалывалась голова, все кружилось перед глазами, к горлу подступила тошнота. Он и сам не мог сказать, сколько времени уже сидит на одном месте.

Наконец, небо потемнело. Храм с залом для погружения в медитацию и созерцание, цветы и деревья, — все вокруг исчезло.

Образ Чу Ваньнина тоже поблек и угас.

В опустившемся мраке медленно заструился голос Хуайцзуя:

— В тот год, когда Чу Ваньнину исполнилось четырнадцать, все складывалось удачно и нужное время почти пришло. Я рассчитывал подождать еще год и отвести его в подземный мир, чтобы вплавить в него душу Чу Ланя.

Глава 239. Гора Лунсюэ. Обретение души

Впавший в оцепенение, совершенно потерянный Мо Жань бездумно слушал его речь.

Он уже не кричал, а просто сидел на прежнем месте, невидящим взглядом уставившись в пустоту.

— Поначалу все шло без помех, но как раз в то время на границе Нижнего Царства произошел Небесный Раскол. Толпы беженцев наводнили весь мир, и часто в полях можно было увидеть трупы умерших от голода людей.

Перед глазами опять посветлело. Судя по всему, это была ранняя зима. С давящего свинцово-серого неба сыпалась мелкая снежная крупа. Из снежного марева перед глазами Мо Жаня медленно появилась покрытая инеем и припорошенная только что выпавшим снегом горная дорога, исчерченная пересекающимися вдоль и поперек следами конных экипажей и телег.

— Я не мог предвидеть, что однажды мы отправимся к подножию горы собирать духовные камни и на обратном пути встретим умирающего от голода ребенка.

Оцепеневший Мо Жань все так же безучастно смотрел перед собой.

На горной дороге появились Хуайцзуй и Чу Ваньнин, который нес за спиной нагруженную духовными камнями ветхую плетеную корзину. В теплом хлопковом плаще с капюшоном он неспешно шел рядом с монахом.

— Учитель, — внезапно Чу Ваньнин замедлил шаг и, повернув голову, посмотрел на склон холма с примятой грязной травой, — похоже, там кто-то есть?

— Пойдем посмотрим.

Они подошли ближе. После того как тонкие белые пальцы Чу Ваньнина раздвинули траву, его глаза широко распахнулись от изумления:

— Здесь маленький ребенок…

Он тут же повернулся, чтобы позвать Хуайцзуя:

— Учитель, иди сюда. Скорее взгляни на него, что с ним случилось?

Что случилось?

Хуайцзуй и Мо Жань с первого взгляда смогли это понять.