— С чего вы взяли, что следующим будет ваш младший сын? Почему не вы? Этот злой дух убивает только мужчин?
Младший сын семьи Чэнь весь сжался, его ноги задрожали от страха, глаза опухли и округлились, голос звучал ломко и пискляво:
— Это я! Точно я! Я это знаю! Покойник из красного гроба уже идет за мной! Он придет забрать меня! Уважаемые бессмертные, почтенные даосы, помогите мне! Уважаемые бессмертные, спасите меня!
На этих словах он совсем потерял контроль над собой и бросился к Чу Ваньнину, пытаясь обхватить руками его бедро.
Чу Ваньнин, который терпеть не мог прикосновения других людей, быстро уклонился и, подняв голову, в упор взглянул на хозяина Чэня и его жену:
— В конце концов, что все-таки произошло?
Супруги переглянулись и заголосили:
— В этом доме есть одно место…
— Мы… мы не посмеем снова туда войти. Если уважаемый бессмертный господин посмотрит, то сам все сразу поймет. Там правда зло… правда…
— Что за место? — перебил их Чу Ваньнин.
Парочка, чуть поколебавшись, дрожащими пальцами указала на дверь в комнату, оборудованную под родовой храм предков:
— Прямо там.
Чу Ваньнин прошел в указанном направлении, Мо Жань и Ши Мэй последовали за ним, а в хвосте, значительно отставая, плелось все семейство Чэнь.
За распахнутой дверью обнаружилась комната, оборудованная под родовой храм поклонения предкам, в целом типичная для зажиточных семей. В свете не гаснущих долгое время свечей можно было разглядеть стол с выстроенными в ряды мемориальными табличками[10.11], на которых были начертаны имена усопших предков. На каждой покрытой желтым лаком табличке были выгравированы имя умершего и его статус. Надписи были сделаны также по всем правилам: «Душа такого-то предка, главного казначея уезда», «Душа такого-то предка, начальника уезда».
И только в самом центре ряда находилась табличка, не покрытая лаком, с надписью, сделанной ярко-красными чернилами поверх необработанного дерева:
Прячущиеся за спинами заклинателей члены семьи Чэнь, видимо, поверив, что бояться им больше нечего, решились заглянуть за завесу белого шелка на входе. Увидев табличку с кроваво-алой надписью, все семейство опять забилось в истерике.
Госпожа Чэнь рыдала, лицо ее младшего сына стало таким бледным, что он перестал походить на живого человека.
Во-первых, эта табличка была подписана не по правилам; во-вторых, слова были написаны очень криво, словно писал лунатик или сумасшедший, так что эти каракули практически невозможно было разобрать.
Обернувшись, Ши Мэй спросил:
— Кто такой этот Чэнь Яньцзи[10.12]?
Стоящий позади всех младший сын семьи Чэнь весь затрясся и со слезами на глазах промямлил:
— Это… это я.
Плачущий хозяин Чэнь пояснил:
— Уважаемые бессмертные господа, дело в том, что с тех самых пор, как погиб второй сын, каждый раз мы находим… находим в храме предков мемориальную табличку с именем еще живого члена нашей семьи. Стоит ей появиться, и в течение семи дней с тем, чье имя на ней написано, непременно случится несчастье! Когда на табличке появилось имя нашего третьего сына, я запер его в комнате, щель под дверью засыпал пеплом от благовоний, попросил сведущего человека наложить на вход защитные заклятия. Я сделал все возможное, но на седьмой день... он все-таки умер!.. Без всякой причины, просто взял и умер!
Чем больше глава семьи Чэнь говорил, тем больше себя накручивал и тем больше боялся. В конце речи он бухнулся перед ними на колени:
— Я, простой смертный Чэнь, за свою жизнь не творил зла и не нарушал законы, так за что Небесный Владыка испытывает меня?! За что?!
Видя его скорбь, Ши Мэй проникся состраданием к горестно рыдающему старику и подошел к нему, чтобы утешить. Подняв голову, он обратился к Чу Ваньнину:
— Учитель, по-вашему…
Но Чу Ваньнин не обернулся, продолжая увлеченно рассматривать эту странную мемориальную табличку, словно в любую минуту она могла зацвести.
Внезапно Чу Ваньнин спросил:
— «За упокой отпрыску рода Чэнь от урожденной Сун». Речь ведь о вас, госпожа Чэнь?