Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I

Когда Ванъюэ вынырнул из воды, его золотые глаза смотрели на него нежно и ласково. Дракон обратился к нему:

— Слива у подножия горы в полном цвету. Можешь выбрать цветущую ветвь и принести ее мне?

Мо Жань закрыл глаза и прикрыл рукой веки.

В прошлой жизни он не знал о том, что происходило на дне озера, и думал, что просьба Ванъюэ была просто блажью старого дракона.

Прошло много дней, прежде чем они вернулись на Пик Сышэн.

Плечо Чу Ваньнина было серьезно повреждено, а трое его учеников были истощены морально и физически, поэтому все они отдыхали в Дайчэне в течение нескольких дней, прежде чем вернуться на Пик Сышэн.

Сюэ Мэн ничего не рассказал родителям о том, как он просил меч. Независимо от того, будут они сочувствовать ему или разочаруются в сыне, это была бы соль на незаживающую рану его гордости. Чу Ваньнин тоже понимал это, и на сердце его как будто лег тяжелый камень. Поэтому он уединился в Библиотеке, пытаясь отыскать какой-нибудь другой способ получить божественное оружие для Сюэ Мэна. Может, все же есть какой-то способ, что позволит смертному конкурировать с божественным оружием?

Кроме того, его тревожил этот фальшивый Гоучэнь Шангун. Где сейчас находится его истинная личность? И на что намекал Белый Камень той своей последней фразой?

Было о чем беспокоиться! Свечи в библиотеке Павильона Алого Лотоса сияли день и ночь, вода в водяных часах текла, отмеряя минуты и часы, исписанные бамбуковые дощечки валялись повсюду. В самой глубине Архива можно было разглядеть измученное и бледное лицо Чу Ваньнина.

— Юйхэн, ты рискуешь! Посмотри, в каком состоянии твое плечо! — держа в руках теплую чашку чая, Сюэ Чжэнъюн сидел рядом с ним и болтал не переставая:

— Старейшина Таньлан хорош в искусстве исцеления, у тебя же есть время встретиться с ним.

— Не стоит, рана уже начала заживать.

Сюэ Чжэнъюн прищелкнул языком:

— Нет, нет и нет! Только посмотри на себя! После возвращения на тебя же страшно смотреть. Девять из десяти человек, видевших тебя, сказали, что кажется, будто ты вот-вот упадешь в обморок. Если спросишь меня, думается, в эту рану мог попасть какой-то яд. Как ты вообще еще жив?

Чу Ваньнин поднял глаза:

— Я выгляжу так, будто вот-вот потеряю сознание? — Он сделал паузу и холодно улыбнулся. — Кто это сказал?

— Эй…. Айя, Юйхэн, зачем ты нагружаешь себя так, будто сделан из металла, а к другим относишься как к фигуркам из папье-маше?

Чу Ваньнин ответил:

— Я прекрасно понимаю, что к чему.

Сюэ Чжэнъюн пробормотал себе под нос что-то похожее на: «да моя задница лучше понимает, чем ты». К счастью, Чу Ваньнин был слишком поглощен содержимым свитка, чтобы прочитать по губам.

Сюэ Чжэнъюн предпринял еще одну попытку завязать разговор, потом заметил, что уже поздно, и поспешил вернуться, чтобы составить компанию своей жене. Прежде чем уйти, он не забыл напомнить:

— Юйхэн, не засиживайся допоздна. Мэн-эр умрет от вины, если увидит тебя в таком состоянии.

Чу Ваньнин просто проигнорировал его.

Столкнувшись с таким ледяным молчанием, Сюэ Чжэнъюн неловко почесал голову и ушел.

Чу Ваньнин выпил лекарство, а затем вернулся к столу, чтобы продолжить свои исследования. Тут он почувствовал головокружение и легкую тошноту при попытке поднять голову.

Но тошнота быстро прошла, поэтому Чу Ваньнин списал все на усталость.

Было уже очень поздно, когда он наконец задремал, не сводя хмурого взгляда со своего оружия. Его голова покоилась на широком рукаве среди горы свитков и томов, на коленях так и остались лежать не заполненные до конца бамбуковые дощечки, край одежды лег на пол, как белая волна на водную гладь.

В ту ночь ему приснился сон.

Этот сон, в отличие от других, был очень ярким и осязаемым.

Чу Ваньнин стоял в зале Даньсинь Пика Сышэн, но этот зал несколько отличался от того, каким он его знал. Многие детали обстановки сильно изменились. Но прежде чем он успел присмотреться, двери распахнулись, и легкие алые занавески затрепетали на ветру.

Кто-то вошел.

— Учитель.

У вошедшего было красивое лицо, брови вразлет и глубокие черные глаза с фиолетовым оттенком. Он был молод, а когда поджимал губы, выглядел почти как капризный ребенок.

— Мо Жань?

Чу Ваньнин хотел сделать шаг вперед, но обнаружил, что его запястья и лодыжки скованы четырьмя металлическими цепями, по которым течет духовная сила, полностью лишающая его возможности двигаться.

Шокированный, он тупо уставился на цепь, сковавшую его лодыжку. Чу Ваньнин потерял дар речи от исказившего его лицо гнева. Казалось, прошла вечность, прежде чем он смог поднять голову и, взглянув в лицо своего ученика, резко сказать:

— Мо Вэйюй, ты решил устроить бунт? Развяжи меня сейчас же!　

Но гость, казалось, и не слышал его гневных криков. С ленивой улыбкой на лице и глубокими ямочками на щеках, он подошел и бесцеремонно схватил рукой подбородок Чу Ваньнина.

Автору есть что сказать: