Ханский ярлык

На Ногая двинулись сразу три тумена, которые вели Дюденя, Тахтамир и сам Тохта. Даже на Русь давно не ходили с такой силой. Сыновья Ногая ехали с главным туменом Тохты и все время держались рядом с санчакбеем', заранее выпросив у Тохты право первыми ринуться в бой.

— Что ж, скачите,— согласился Тохта,— только отца не трогайте.

Однако, призвав к себе Дюденю, Тохта приказал ему:

— Если пленим Ногая живым, ты без всякой подсказки тут же срубишь ему голову.

— Почему я? — побледнел Дюденя, резонно полагая, как бы и его голова не покатилась следом за Ногаевой.

Санчакбей-знаменосец.

— Потому что у тебя царская сабля. Не забывай, Ногай-хан и умереть должен по-царски. Он все же много мне добра сделал.

И Ногай — доблестный Ногай, заставлявший когда-то трепетать даже Византию, был разгромлен. Возможно, именно из-за коварства сыновей, от которых он не ожидал нападения, хотя ему и сообщили разведчики, что один из туменов ведут именно они, его чада.

Во время сечи он был ранен, а после боя на глазах у всех Дюденя тихо, подойдя к нему сзади, исполнил тайный приказ Тохты — срубил Ногаю голову царской саблей, да так, что тот ничего не увидел и не почувствовал. Не всякий достоин такой части и благодати.

А в это время на Руси города и веси быстро отстраивались, земля засевалась. Люди благодарили Бога за мир и урожай, за детей, за счастье. А вспоминая Орду, говорили почти одно и то же: «Да пусть они там друг дружке хоть все башки пооткручивают». Что делать? Злое пожелание, но заслуженное.

11. СВАДЬБА МИХАИЛА

Как и сговаривались, ростовский князь Дмитрий Борисович сам привез свою дочь в Тверь. Невесту и ее родителей поместили в правом крыле дворца, состоявшем из нескольких горниц. В тот же день Ксения Юрьевна поручила старой Михеевне готовить сенник для новобрачных.

— Ты, матушка, знаешь все обычаи, приготовь молодым ложе, как по старинке положено.

— Приготовлю, княгинюшка, не боись. Только дай мне с пяток девок да парней добрых.

Михеевна сама выбрала во дворце горницу для сенника и первым делом послала парня на потолок.

— Взгляни, не насыпана ли там земля.

Тот, забравшись туда, крикнул:

— Земля есть.

Тут же Михеевна отправила к нему еще двух парней, наказав:

— Всю землю с потолка убрать и подмести чисто.

— Зачем, Михеевна?

— Тут, чай, не могила, а ложе для новобрачных готовится.

Трех парней наладила Михеевна отправляться на гумно:

— Привезите тридевять снопов, а посля четыре кадки — одну с пшеницей, другую с овсом, третью с ячменем, четвертую с рожью.

Притащили в горницу широкое низкое ложе, которое сначала пришлось разобрать: не проходило в дверь. Лишь внеся, снова собрали, сколотили в горнице.

Затем на ложе было ровным слоем расстелено двадцать семь снопов, поверх них положен ковер и уж на него — две пуховые перины, а на них — подушки. Перины покрыли шелковыми простынями, а сверху накинули теплое одеяло на дорогом меху.

Кряхтя, парни втащили четыре кадки, Михеевна велела поставить их у ложа.

— Что ж вы не полные-то? — возмутилась старуха.

— Так полные-то тижало,— оправдывались отроки.

— Сейчас же натаскайте, чтоб все с верхом были — и полба, и овес, и ячмень.

Затем во все четыре угла горницы были воткнуты четыре стрелы и на каждой вздеты «сороковки» соболей.

Над дверью — и с внутренней и с внешней стороны — были прибиты кресты, а также и над окном. На лавку поставлена корчага с медом и две обливные кружки.

— Ну, кажись, все,— оглядела удовлетворенно Михеевна покои новобрачных и уж направилась было к двери, да, оглянувшись напоследок, спохватилась: — Ахти мне батюшки, заметило голову-те. Сенька, беги в поварню, притащи четыре калача.

Отрок принес калачи. Михеевна, вздев на левую руку, сама пошла и на каждую стрелу, воткнутую в угол, осторожно накинула по калачу, поправила «сорочки», отряхнула ладони. Перекрестилась.

— Вот теперь все.

Отправилась к княгине, доложила умиротворенно:

— Сенник готов, матушка княгиня.

Венчал молодых сам епископ Андрей в новом первом каменном соборе Святого Спаса, построенном стараниями и содержанием молодого князя Михаила Ярославича. Епископ, обвенчав их, соединил руки и провозгласил мужем и женой, велев поцеловаться.

После этого он вручил Михаилу деревянную чашу с вином.

— Испейте, дети мои, из единого сосуда.

Михаил сделал глоток, передал чашу Анне, она, глотнув, вернула ее ему. И так до трех раз. После третьего отпития князь кинул чашу на пол и, наступив на нее ногой, раздавил. Вместе с ним наступила на нее и ножка жены.

Михаил молвил при этом:

— Пусть будут так растоптаны те, кто будет сеять меж нами раздор и нелюбовь.

— Пусть,— повторила тихо жена.

Присутствующие стали поздравлять молодых. Дружка Сысой, вынув засапожник, разрезал на блюде каравай. Епископ освятил хлеб и сказал:

— Отнеси родителям новобрачных, дабы вкусили они эти хлебы как символ будущего свойства и родственной приязни, и дабы были меж собой людьми одного стола и хлебосольства, и жили дружно, как зерна единого колоса.