Ханский ярлык

— Кое-как уговорил,— сказал он, слезая с коня.— Если б не ростовский князь, он бы, наверное, не согласился. Одно твердит: хочу с ними копье в чистом поле преломить.

— Вот еще петух сыскался,— проворчал князь Данила.

— Еще ж и посадник новгородский его поддерживал.

— А кто у них ныне? — спросил Данила.

— Юрий Мишинич.

— Опять у них новый. Вроде был Андрей Климович.

— Климовича свергли.

— Ну, славяне! Что ни неделя, нового вопят. Ну, рассказывай, как получилось?

— Великий князь уперся, и Мишинич ему подталдыкивает: мол, драться пришли, так драться и надо.

— Новгородцам, ясно, кулаки почесать да пограбить. А как ростовский князь вступился?

— Он все молчал, пока сам великий князь его не спросил: «А ты, сват, как думаешь?»

— Сват? — удивился Михаил.— Они что, породнились?

— Сын великого князя, Иван, взял в жены себе старшую дочь Дмитрия Борисовича.

— Видал? — повернулся Данила к Михаилу.— Тебе еще там младшая есть.

— Сколько ей?

— Лет десять — одиннадцать.

— У-у, еще соплюшка.

— Ты, чай, тоже не сразу постарел,— усмехнулся Данила, намекая на юный возраст Михаила.

Но Александр Маркович вмешался, продолжая прерванное:

— А Дмитрий Борисович и говорит ему, а что мне, мол, думать, ты все равно меня не послушаешь. А Дмитрия Александровича, видно, заело: «Как это я свата да не послушаю, говори, как думаешь». Ну тот и говорит: «Раз просят встретиться, чего ж им отказывать? Один, мол, твой родной брат, другой — двоюродный». Ну, великий князь и молвил: «Ладно, послушаем молодежь». Повернулся ко мне и говорит: «Скажи им, завтра, как солнце взойдет, так у кривого дуба и встретимся, да чтоб гридей не более двух с собой».

— А где этот кривой дуб?

— Да на взлобке, как раз на виду города.

Съехались князья еще по росе. Оставив коней под присмотром гридей, сошлись под дубом.

— Ну? — супя брови, спросил Дмитрий Александрович.— И что вы сказать мне хотели?

— Я не хочу драться с тобой, великий князь,— сказал Михаил.— Прошлогодний голод выкосил у нас людей. Зачем же мы последних станем губить в сече? Зачем? С кем останемся?

— А с кем меня вы оставили, когда Андрей Орду на меня привел? А?

— Я еще не был тогда князем, Дмитрий Александрович.

— Знаю. Тверь как улитка спряталась в раковину, наша, мол, хата с краю.

— Какая там хата, дядя Митя! Мы ж горели, сидели на угольях. Даже татары оттого, наверно, нас обошли.

— А ты? — обратился великий князь к Даниле.— Тоже на углях сидел?

— Митя, вы с детства с Андрюхой не ладили, что ж мне-то соваться? Дали мне захудалую Москву в удел, ты ж сам тогда говорил, сиди, мол, не высовывайся.

— И ты решил не высовываться? Когда тебя на Москве садили, ты еще мальчишкой был. А ныне вон забородел, семьей обзавелся, пора и умишком каким-нито обзавестись.

— Что делать, Митя,— вздохнул Данила.— Как рожен, так и заморожен.

Видно, смиренное согласие младшего брата несколько смягчило великого князя, обернулся опять к Михаилу:

— Говоришь, голод людей повыкосил? Он и Новгород не обошел, скудельницы¹ доверху были набиты. Что делать, мороз побил обилие.

Почувствовав, что разговор свернул к явлениям природы, решил слово молвить и ростовский князь:

— А у меня ныне в Ростове средь лета молонья церкву Святого Михаила сожгла. Сгорела свечечкой.

— Ну, молния — то Божий перст,— заметил князь Данила.

— А мы с матерью ныне заложили каменную,— сказал князь Михаил,— Симеон и освятил. А то в пожар-то беда, все подчистую выметает.

— Новгородцы давно уж деревянные не строят,— молвил Дмитрий Александрович.

— Ну куда нам с Новгородом равняться,— вздохнул Михаил,— У вас, Дмитрий Александрович, и в Переяславле Спас как скала стоит. Все приступы и пожары пережил. Мы тоже, как построим свой каменный, решили во имя Святого Спаса наименовать.

Уловив момент, когда Михаил начал говорить великому князю приятности, Данила тронул ростовца за рукав.

— Дмитрий Борисович, на словцо тебя.

Отошли в сторону, князь Данила заговорил негромко:

— А я ведь, Дмитрий Борисович, твоей Аннице жениха хорошего нашел.

— Кого ж это? — усмехнулся князь.

— Век не угадаешь.

— А чего гадать, Анна еще юна, успеет замуж. Куда спешить!

— Сколько ей?

— Одиннадцать.

— Хых, наш прадед Всеволод Большое Гнездо свою Вер-хуславу вон в восемь лет выдал.

— Ну, ему край союз был нужен с Черниговом. Выдавал да плакал.

— А тебе разве союз ни с кем не нужен?

— Отчего? Вон за Ивана Дмитриевича старшую выдал — и с великим князем в дружбе теперь.

'Скудельница — общая могила.

— Ага. В такой дружбе, что он тебя во все свои которы тянет. Как же свату отказать?

— Ну, оно не совсем так. А ты все ж, Данила, скажи, кого Аннице присмотрел?

— А вон глянь, кто с великим князем беседует.

— Михаила, что ли?

— А чем плох Михаил Тверской?

— Да ничего вроде парень.

— Отличная пара Аннице. Ему шестнадцать, ей одиннадцать. Исполнится ему двадцать, и она в аккурат подрастет. И ваши ж княжества соседствуют. Куда уж лучше зять-то?

— Да оно конечно.

— Так какого лешего тебе драку с будущим зятем затевать? И из-за чего?

— Да я что, я бы...

— Как что? С тобой сват-то считается, я слышал. Вот и нажми.