Ханский ярлык

Великий князь Дмитрий Александрович получил из Москвы сообщение о надвигающейся на него грозе, когда тверичи еще только собирались выступать в поход. Ему, только что воротившемуся из изгнания, тяжело было это слышать. Призвав своих ближних бояр Антония с Феофаном, жаловался им:

— Видит Бог, не мыслил я зла на них. Но пошто они аки волки ищут смерти моей? Пошто?

— То Андрей семена рассеял, Дмитрий Александрович.

— И это брат?! А? И этого засранца я когда-то на кукорках таскал, бавился с ним.

— Я мню, то не сам он,— вздохнул Феофан.

— А кто же?

— Сбивает его советник ближний, боярин Семен Толни-евич.

— Коли так, надо утолочь такого советника.

— Ныне его не достать, вместе с князем Андреем в Орду побежал.

— Опять,— вздохнул с горечью великий князь, и Феофану почудилось: слеза блеснула в глазах Дмитрия.

Жалко боярину своего князя, до сердечной боли жалко. Мыслимо ли, великий князь, а гоняют его по Руси, как линялого зайца. И кто? Родной брат вкупе с татарами. И за что? Позавидовал на старшинство его, великий стол вздумал отобрать. И отобрал ведь, и изгнал. Бедный князь Дмитрий добежал до Копорья, а там на него новгородцы окрысились, хотели пленить и татарам выдать. Хорошо, псковский князь Довмонт вступился за своего тестя, помог ему за рубеж уйти и казну его сохранил.

Татары, приведенные князем Андреем, ураганом прошлись по Руси, лишь новгородцам удалось откупиться от поганых. Посадили на великий стол во Владимире Андрея.

Ушли татары на низ Волги, улегся шум. Князь Дмитрий воротился в отчину свою в Переяславль, из Пскова зять Дов-монт казну ему прислал, его людей. Все бы ладно.

Так нет, Андрей по наущению своего Семена Толниевича опять в Орду подался. Мало того, натравил на Дмитрия младшего брата Данилу — этого сопляка московского, науськал Тверь и Новгород.

— Господи, пособи мне на недругов моих,— истово молился Дмитрий Александрович в соборе Святого Спаса.— Освяти меч мой, заслони щитом своим.

С тяжелым сердцем выступил Дмитрий Александрович к Дмитрову. На подходе к городу привели к нему дозорные посланных от супротивной стороны боярина с отроком.

— Кто такие? — спросил, хмурясь, князь.

— Я тверской боярин, Александр Маркович, князь, а се есть сыновей¹ твой, Михаил Ярославич.

— А-а, Миша,— потеплело в глазах князя.— И ты на дядю решил идти?

— Мы с миром, Дмитрий Александрович,— поспешил пестун опередить княжича.

— С миром? — усмехнулся князь.— А сами эвон к сече исполчились.

— То бережения ради, Дмитрий Александрович, и ты, чай, не с вениками пришел. Мы посланы, чтобы убедить тебя вступить в переговоры.

— Что ж, я не против,— отвечал, помедлив, князь.

— Как сговоримся? Где встречу назначим?

— Давайте меж нашими полками, в чистом поле и безоружными. От вас — Святослав, Данила и посадник. От меня — я и два ближних боярина.

— А мне можно? — неожиданно спросил Михаил.

— Тебе? — улыбнулся наконец князь.— Конечно, Миша. Прости, что я тебя опустил. Ты, чай, ныне самая безгрешная сторона.

Встречу назначили на следующий день, определив ей небольшую возвышенность. Однако уже вечером московские ловчие, погнавшись за вепрем¹⁰, наскочили на переяславский дозор. Но те, узрев вепря, поворотили его на москвичей и помогли загнать и добить. Мало того, вместе освежевали его, разложили костер, нажарили свежатинки и за общей трапезой договорились до того: «Драться меж собой нам ни к чему, ежели князьям надо, нехай цокнутся, как эвон, мол, князь Мстислав с Редедей».

Мизинные, черные людишки быстро общий язык находят, особенно за трапезой.

Князья съехались на поляне лишь на следующий день к обеду. Не доехав друг до дружки на полет стрелы, спешились и, оставив коней коноводам, стали сходиться пешими. Все, как сговаривались, были безоружными, хотя и в бронях.

— Здорово, брат,— еще подходя, приветствовал Данила Дмитрия.

— Здравствуй, Данька.

С достоинством поклонились друг дружке и остальные. После приветствий и вопросов о здоровье заговорил первым Святослав:

— Дмитрий Александрович, дошел до нас слух, что ты рать сбираешь на нас. Вот и решили мы сесть на коней да попытать поле.

— Ты, князь Святослав, валишь все с больной головы на здоровую. Али не знаешь, что Андрей учинил? Мало татары зла натворили на Руси? А он вдругорядь их звать побежал.

— Оттого и побежал, что ты дружину сбираешь.

— А как мне без нее быть? С кем я должен вот таких гостей, как вы, встречать? С боярами вот этими?

Переговоры шли туго, князья более попрекали друг дружку старыми обидами, что на сердце накопилось. Посадника, вздумавшего вмешаться в прю, Дмитрий осадил сразу:

— А ты молчи, Семен. Ваш Новгород, что порченая девка, вчера меня на стол звал, а ныне под Андрея лег. Дед Ярослав Всеволодович не зря вас в узде железной держал. Вам и отец мой, князь Невский, не в дугу был, хотя вас и от шведов и от немцев заборонил. Чем же Андрей вас ублажил? Молчи. Татарами вас припугнул, славяне и в порты наложили.

— Ну, допустим,— вмешался Святослав,— от татар у нас у всех портки мокрые были, а у тебя, Дмитрий Александрович, так мокрее и вонючее всех. Эвон аж за Варяжское море¹ учесал. А мы тут расхлебывали.