Ханский ярлык

Дружина тверская выезжала из города через Владимирские ворота. Новгородцы в это время уже уходили вдоль Волги за своими телегами, на которых везли не только свое пропитание, но и доспехи с оружием. С их стороны доносилось пение.

— Давай догоним их,— предложил Михаил пестуну.

— Давай,— согласился Александр Маркович.

И они поскакали, обогнали свой полк, догнали новгородцев, перевели коней на шаг. Новгородцы пели весело и лихо, и эхо в лесу им вторило: Эх, заратились славяне, Скидавали сапоги, ги-ги-ги, И врага рубили славно, Как положено всегда, да-да-да.

Отзве-отзвенела сеча, Обуваться нам пора, ра-ра-ра, Но остались без хозяев Сто четыре сапога, га-га-га.

Тонкий голос хватал ввысь со слезинкой: Ох, не жди, хозяйка, к дому Славянина своего, го-го-го.

И хор подхватывал: Ему оченьки вынает Черный ворон во степи, пи-пи-пи.

Но все равно веселье перебивает слезинку: Кружат вороны над нами, Ждут поживы поклевать, вать-вать-вать, Но пока нам светит солнце, Мы не станем горевать, вать-вать.

И словно эхо звучало повторно и звонко: И-эх, мы не станем горевать, вать-вать.

— А кто это — славяне? — спросил княжич пестуна.

— Это новгородцы так себя называют в отличие от полян.

— А поляне — это киевляне? Да?

— Совершенно верно. Молодец, что помнишь.

— А зачем они сапоги сымают?

— Да у них, у славян, от веку так заведено — в сечу босыми идти.

— А зачем?

— А спроси их. Може, для бережения сапог, а може, как раз для того, как в песне поется, чтоб легче потери считать после драки. А може, для того, чтоб с мертвых после не сдирать обутки.

Вечером, когда уж село солнце и стали полки останавливаться на ночевку, княжич с пестуном вернулись к своим тверичанам.

Александр Маркович расседлал обоих коней, привязал к княжьей повозке, задал им овса. Стали с княжичем постели устраивать, расстелили потники, под головы седла уложили. Рядом дружинники разожгли костер, чтобы дымом унять комаров.

Пестун укрыл княжича своим корзном⁹, сунул пирог капустный.

— Пожуй, Михаил, пока домашнее есть.

Их отыскал Святослав, спросил:

— Ну, как?

— Все ладом, князь,— отвечал пестун.— Не хочешь ли пирога, Святослав Ярославич?

— Давай,— Князь взял пирог, присел около, стал есть. Потом, вздохнув, сказал: — Вот никак не думал, что на родной город ратью пойду.

— А ты в Переяславле родился? — спросил княжич.

— Ну да. Там и постригали. А когда татары пришли, город сожгли, мать убили, меня мальцом в полон увели.

— Так ты и в плену был? — удивился княжич.

— Был, брат. Там и татарскому языку выучился. Отец потом выкупил меня за немалые деньги. Так что, брат, я тоже сиротой возрос, маму едва помню. Тебе больше повезло, Миша, мать вон в поход пирогами нагрузила.

— Бери еще, князь,— предложил Александр Маркович.— Нам их целый туес наложили. Бери, пока свежие.

Святослав взял еще пирог. Пестун, помолчав, сказал:

— Святослав Ярославич, под твоим княженьем Тверь, считай, десять лет в тишине прожила. А вот ныне в поход вышли, да не на литву или немцев, а на своих.

— Ты думаешь, Александр, мне драться хочется? Со сво-ими-то? Но и ждать, когда на тебя придут, нет резона. Я все же надеюсь, что крови избежать удастся. Ну, спасибо за пироги, пойду найду посадника. Укладывайтесь. Тронемся рано.

Через три дня подошли к Дмитрову, где ждала уже тверичей московская дружина. Увидев княжича Михаила, князь Данила вскричал радостно:

— Ба-а. Никак, Михаил Ярославич! Вырос-то, вырос как.

— Да и ты ж забородел, Данила Александрович,— сказал Святослав,— Время-то не стоит. Что, идем на Переяславль?

— Да нет, князь, придется тут исполчаться. Какой-то переметчик¹ уж донес Дмитрию, он с часу на час с полком здесь будет.

Немедля стали готовиться. Новгородцев, как более стойких, определили в чело, московскую дружину на правое крыло, тверичей — на левое. Воины разбирали с возов оружие, облачались в брони.

Посадник и князья съехались на пригорке, чтобы договориться о действиях. Святослав Ярославич предложил:

— Послушайте, Данила Александрович, Семен Михайлович, сеча, конечно, дело святое в споре, но давайте попробуем миром договориться. А?

— Как миром? — удивился посадник.— Вече приговорило идти на переяславцев, наказать их.

— Но, Семен, ты в сече можешь половину людей потерять, да еще неведомо, переважишь ли.

— Новгородцы уже суздальцев переважили.

— Это ты про липецкую битву?

— Ну да.

— Это когда было-то, более полета лет тому, считай. Татар еще не было. А ныне Орда над нами висит. Мы сцепимся, у них повод явится прийти на Русь сызнова. А их приход сам знаешь, чем чреват. А ты что, Данила, молчишь? Тебе-то Дмитрий брат ведь!

— Да я что? Я не против мира, мое княжество после прошлого татарского набега не успело оправиться.

С трудом, но все же уговорили посадника согласиться на переговоры.

— Кого пошлем с предложением? — спросил князь Данила.

— Брата моего Михаила.

— Ты что, Святослав, всерьез?

— А что, двенадцатый княжичу. И потом, с ним же пестун боярин поедет. Он будет договариваться, а Михаилу весьма полезно будет при сем присутствовать.