Ханский ярлык

И действительно, в день отъезда княгиня сидела уже на коне в своём татарском одеянии, наилучшим образом приспособленном к верховой езде. Сидела крепко, как влитая. Из оружия она взяла с собой лишь лук со стрелами и нож с костяной ручкой, который болтался у неё на поясе в кожаных ножнах и предназначался, конечно, не для боя, а для резки мяса на привале.

Вся дворня высыпала на двор провожать князя с княгиней в поход, и многие дивились воинственному виду госпожи своей:

   — Ты гля, наша-то, наша...

   — Да она полепш иного мужика сидит.

   — Ведомо, из поганых, а их из люльки на коня садють.

   — Ну и чё она навоюет?

   — Не скажи. Зря, чё ли, лук захватила.

В самый последний момент выскочила из своей клети Стюрка с плетёнкой, кинулась к княгине.

   — Княгинюшка-матушка, возьми пирожка с собой. Я с визигой наготовила.

   — Куда ж мне их, Стюра?

   — А вот заторочим сзади.

И сама девка привязала к задней луке плетёнку с пирогами.

   — Вкушайте на здоровьичко!

Княгиня кивнула пирожнице благодарно и тронула коня вслед за мужем, который съезжал со двора в окружении гридей.

24. ИЛИ Я, ИЛИ ОН!

Тучи сгущались над Тверью. И подсылы, и добровольные соглятаи сообщали Михаилу Ярославичу тревожные вести. Из Новгорода двигался полк славян, нацеливаясь на Торжок. Сам Юрий Данилович, зайдя к Костроме (опять к Костроме), идёт по Суздальщине, увлекая за собой других князей, кого посулами, а кого и угрозой.

   — Это что ж получается, — хмурился князь, — на меня вся Русь ополчается?

Александр Маркович как мог ободрял Михаила:

   — На Руси, Ярославич, испокон всех собак на великого князя вешали. Если хорошо поискать, то можно себе и союзников найти.

   — Ну кто, например?

   — А хотя бы рязанский князь Иван Ярославич. Он Юрия ненавидит.

   — Да, ему убийцу дяди любить не за что.

   — Вот и пошли к нему гонца с предложением союза.

   — А кого?

   — Могу и я тряхнуть стариной.

   — Езжай, Александр Маркович, договорись.

Союзники союзниками, но всё же лучше надеяться на самого себя. Тогда, сразу же по возвращении из-под Костромы, Михаил Ярославич велел всем древодельцам и строителям укреплять кремль, обустраивать вежи, ладить пороки, сносить на заборола камни — всё это на случай возможной осады.

Но он понимал, что если доводить дело до осады, то это значит почти наверняка проиграть войну. Надо готовиться к наступлению, встретить неприятеля далеко от города и постараться не допустить его к Твери. Поэтому шло срочное вооружение всех взрослых тверичан, город вместе с посадами превращался в военный лагерь. Тревожное ожидание нападения врага сплачивало жителей, настраивало на боевой лад: «Пересчитаем москвичам рёбра! Покажем им, где раки зимуют! Пострижём их наголо!» На всех углах звучали подобные оскорбительные и даже срамные для москвичей призывы.

И в крепости, и на всех посадах звенели едва не круглосуточно наковальни: «Бам-бам-бам, смерть врагам!» Ковалось оружие.

И в это время явился гонец от ханского посла.

   — Князь Михаил, Кавгадый обеспокоен, что ты опять вооружаешься.

   — Почему же он не обеспокоен тем, что князь московский вооружает против меня другие княжества? Даже Новгород поднимает против меня.

   — Но он уговаривает и Юрия не драться с тобой.

   — Плохо уговаривает. Князь Юрий уже подошёл к Клину и готов хоть завтра вступить в драку.

   — Но он боится тебя.

   — Пусть боится. Лишь бы мы его не боялись.

   — Но что мне сказать Кавгадыю?

   — Скажи, что рать неизбежна. Нарыв должен прорваться.

   — Но Кавгадый хочет мира.

   — Хочет мира, говоришь? А чего ж тогда он сам грабит мои земли?

   — Он не грабит, он берёт только сено для корма коням.

   — Но ведь сено смерды готовили для корма своей скотине. А не для ваших коней.

   — Что делать, князь? Снегом ведь не накормишь.

А снежок подваливал, усиливались морозы, и к началу студня[212] встали реки, замёрзли озера. Вскоре дозорные, посланные перехватить сообщения между москвичами и новгородцами, приволокли пленного языка — славянина. От него Михаил Ярославич узнал, что Юрий зовёт новгородцев к Бортневу, дабы, соединясь, идти на Тверь. Отправив языка в поруб, князь сказал решительно:

   — Ну что ж, на ловца и зверь бежит. Идём на Бортнев, преломим копьё с нетерпеливыми.

Юрий Данилович, приведя своё войско к Бортневу, встал лагерем. Поставил свой шатёр, в котором обосновалась княгиня Агафья и сразу же занялась обустройством походного семейного очага. У шатра всё время горел костёр, на котором готовилась пища для князя. Агафья считала своим долгом самой кормить мужа из своих рук. Правда, всё, что она умела, это лишь жарить на огне мясо да варить в котле пшённое хлёбово. Но и это, намотавшись на морозе по дружинам, князь съедал с великой охотой и всегда не забывал благодарить жену:

   — Спасибо, Гашенька, не знаю, чтоб я без тебя и делал.

От этих слов приятно становилось молодой княгине.

Рядом стоял и шатёр князя Бориса Даниловича, который тоже пользовался гостеприимством княгини Агафьи, часто обедая у неё.