Ханский ярлык

Кавгадый вынужден был «одобрять» личные союзы, поскольку всякое его согласие хорошо оплачивалось. Как тут устоишь? Втайне Кавгадый надеялся, что в последний момент удастся примирить противников, как это и случилось у Костромы. И опять же не без корысти для него. «Союз» одобрил — платите, помирил — тем более платить полагается. Хорошая жизнь у ханского посла. Прибыльная.

И хотя Кавгадый послан был Узбеком утишивать русских князей, его присутствие, как ни странно, подталкивало Юрия Даниловича на обострение отношений с Михаилом Ярославичем и на скорые действия.

Москве было слишком разорительно содержать без дела отряд татар, сопровождавший посла. Если их оставить на зиму, то к весне они и их кони просто съедят Москву, обглодают до костей. Уже не говоря о насилиях, творимых ими по посадам.

   — Да, — вздыхал сочувственно Родион Несторович, — таких гостенёчков так просто не выгонишь. Их надо к делу пристраивать. И самое лучшее: пусти их, Юрий Данилович, в зажитье на тверские земли. Пусть Михаил их покормит, не всё ж нам кормить.

   — Придётся. Иначе на то лето начнут мне москвички татарчат рожать.

   — И самому надо бы выступить, князь.

   — Как думаешь, куда?

   — Тебе лепш начать оттуда, где летом вы сошлись.

   — С Костромы?

   — Ну да. Иди через все княжества, начав с Углича, и наращивай силу. Смотри: Ростов, Дмитров, Переяславль — после каждого города в твоём полку прибыток будет. Свернёшь на Клин, а там уж и Тверь пред тобой. С захода татары подойдут, от Новгорода славяне. Михаил в клещах окажется, раздолбаешь его. Може, и пленишь, тогда и продиктуешь ему ряд свой.

   — Да уж если пленю, он у меня запищит.

   — Ну вот, видишь, как славно. Ты не забывай, что ныне ты не только князь, но и родственник хана. Как у тебя с ней, с татаркой-то? Всё ладом?

   — Ладом, ладом, — отмахнулся Юрий Данилович, столь пустячным ему вопрос показался.

Впрочем, не всё там ладом складывалось. Хотя как посмотреть, с чьей стороны взглянуть. По прибытии в Москву поселил Юрий жену во дворце, а для наложницы Стюрки определил ближнюю клеть от крыльца. Это очень даже удобно было.

Надоест этот «лягушонок» холодный, жёсткий, выйдет князь из опочивальни, пройдёт на крыльцо, спустится на землю, нырнёт в клеть — и вот уж в жарких объятиях Стюрки. Она для этого и дверь никогда не запирает. Кто, кроме князя, сунется к ней? Блаженствует князь, Стюрка на седьмом небе от счастья, хотя, конечно, не столь неистов он как раньше, не зря ж молвится: жена не пиявка, а кровь сосёт. Но Стюрка и этим довольна, знает, что только она по-настоящему удовлетворяет князя, она, а не этот «лягушонок» ордынский. И оттого подобрела, поласковела пирожница к княгине. Пирожки ей печёт самые разные, сама носит к ней.

   — Вот, княгинюшка, свеженькие с зайчатинкой... А вот ещё с грибочками, а эти с потрошками.

Ест княгиня Агафья с удовольствием, кивает Стюрке благодарно:

   — Спасибо, спасибо. Действительно, эти вкусные пирожки.

Стюрка, ухмыляясь, думает, подлая: «У меня-то вкусные, косоглазая, вот твой-то пирожок, видно, не очень вкусен для князя. Уж две ночи от меня не вылазит».

Догадывается княгиня об отношениях мужа со Стюркой, но вида не подаёт, не хочет унижаться. Она ж из царевен. Да и по своему ордынскому закону знает, что у князя может быть много жён. Даже у её отца их было не то десять, не то девять. Уж и не вспомнит. Так что для неё это почти естественно. Правда, обидно в душе: князь, а ходит к пирожнице.

И Стюркина «тётка» Мотря для княгини старается изо всех сил. Обшивает её. Нашила ей исподних рубах с десяток, белых и красных, летник с унизанными жемчугом рукавами, опашень с золотыми пуговицами, тёплую телогрею о шестнадцати серебряных застёжках.

Но особенно княгине понравился сшитый Мотрей русский головной убор — кика. Высокое чело кики было изукрашено золотом и усыпано жемчугом и драгоценными камнями. По бокам кики с двух сторон ниспадали жемчужные шторы до самых плеч, задняя часть кики, подзатыльник, была сделана из собольего меха.

И когда Агафья надела опашень, а на голову водрузила кику, Мотря ахнула от восторга:

   — Ах, милая княгинюшка, как ты хороша в этом! Вот теперь пусть кто усомнится, что ты не великая княгиня.

Агафье понравились эти русские одежды. Но особенно развеселил её муж, когда, войдя, в первые мгновения не узнал жену.

   — Кто это? — удивился Юрий Данилович.

Скорее всего, он слукавил, чтоб сделать жене приятное, но она действительно долго смеялась его ошибке.

   — Я что пришёл, Агаша, — заговорил князь наконец. — Завтра отбываю я на рать, и мне хотелось бы...

Но она не дала ему окончить, перебила:

   — И я с тобой.

   — Но поход, а там наверняка и битва, женское ли дело?

   — Жена должна быть рядом с мужем, — решительно заявила княгиня и добавила уже не столько твёрдо: — Если она любимая жена.

   — Да, да, Агашенька, — обнял Юрий её за талию, — ты у меня любимая. Но ведь в таком наряде в поход не пойдёшь.

   — Я всё это сниму и опять надену своё — шалвары, кожух и шапку. Мы будем рядом.

И как ни отговаривал её Юрий Данилович, припугивая опасностями, она решительно стояла на своём: «Я еду с тобой».