Ханский ярлык

И они стали обходить кибитку, заглядывая за занавески, закоулки и в лица служанок: не затесалась ли Кончака меж ними. Те, зная, кого ищут мужчины, отмалчивались, лишь иногда хихикая. И зафыркали от удовольствия, когда выяснилось, что меж ними царевны нет.

   — Так, — опять произнёс Кавгадый со значением, словно разгадывает неразрешимую загадку, но Юрий догадывался, что это игра, что он знает, где находится Кончака, иначе бы не вызвался помогать.

   — А заглянем-ка мы в сундук царевны, — сказал Кавгадый и потянул князя из кибитки.

Плетённый из ивы сундук царевны был столь велик, что стоял на отдельной телеге, рядом с кибиткой. Именно в нём и сидела Кончака. И едва открыли крышку, как Кавгадый вскричал:

   — Хватай её!

Юрий схватил девушку, показавшуюся ему лёгкой как пушинка. Она взвизгнула и сделала попытку вырваться, но столь вялую, что князь догадался, что так и положено.

А Кавгадый крикнул:

   — Держи крепче. Тащи домой.

И князь понёс свою невесту к себе. По дороге она сказала ему тихо:

   — Отпусти. Я сама пойду.

22. НЕСОЛОНО ХЛЕБАВШИ

Из Новгорода в Тверь прибыл архиепископ Давыд. Михаил Ярославич понял: по-пустому владыка не явится. И не ошибся.

После обоюдных приветствий, благословения и нешибкого застолья Давыд приступил наконец к делу:

   — Я ведь миром послан, сын мой. Всем Новгородом.

   — Я догадываюсь, святый отче.

   — Ты б воротил заложников-то, Михаил Ярославич. Что ж их в порубе-то томить, чай, тоже христиане, не поганые.

   — В том-то и дело, отче, что христиане, а поступают по-христиански ли? А? Говоришь, я их томлю в порубе. Плохо? Может, было лепш утопить их, благо Волга рядом.

   — Христос с тобой, сын мой, разве ж я к этому молвил.

   — А я к этому, святый отче. Славяне-то моих людей не в поруб прятали, а с моста пометали. Утопили. А за что? Ты небось не вступился за них.

Архиепископ закряхтел, завздыхал, забормотал:

   — Вступился я, сын мой, вступился.

   — Ну и что? Оборонил?

   — Где там. Обезумел народ-то, обезумел. Ты б уж сказал, Михаил Ярославич, что за наложников просишь? Я ж не за так, могу и выкупить, мне славяне подобрали для выкупа колико кун.

   — Знаю я славян, они по прошлому ряду со мной не рассчитались.

   — Что тебе, сын мой, в этих несчастных? Лишняя забота.

   — Есть, владыка, есть корысть.

   — Ну какая, сын мой? Лишние рты?

   — Неужто не ясно, отче? Славяне-то твои к Юрию наклоняются. Верно?

   — Есть грех, чего уж, — вздохнул Давыд.

   — Удумали ещё и к хану бежать, на меня жалиться. Как будто хан послушал бы их. Я-то их в поруб спрятал, а хан бы смерти предал.

   — Ну уж...

   — Да да, владыка. Он мне ярлык дал на великое княженье и велел держать в узде Русь. А славяне-то разнуздались и к нему побежали. Смекни-ка, что их там ждало, дураков? Пусть скажут спасибо, что я перехватал их. Животы им оберег. А теперь вот-вот Юрий Данилович наконец объявится, и не только с ярлыком, но и с женой — сестрой хана. К Узбеку в зятья напросился, хитрюга. Теперь его голыми руками не возьмёшь.

   — Стало быть, не отпустишь заложников?

   — Не отпущу, владыка. Прости, даже с тобой не отпущу. Я этими заложниками хоть чуть буду удерживать славян от союза с Юрием.

   — Не удержишь, однако, — вздохнул Давыд. — Я их у моста крестом не смог удержать.

   — Но попробовать надо, святый отче. Когда длань не держит, и мизинец — надёжа.

Да, Юрий Данилович возвращался на Русь, чувствуя себя победителем. Рядом, стремя в стремя, скакала его юная жена, получившая при крещении красивое имя Агафья. Сам князь называл её ласково Агаша, Гаша и уже любил по-настоящему. Ещё бы, она великолепно держалась на коне, нехудо стреляла из лука, всегда старалась быть около, что свидетельствовало и о её чувствах к молодому мужу. Она не клялась в любви, но по её глазам, смотревшим на мужа с обожанием, не трудно было догадаться об этом. И, ловя на себе эти восторженные взгляды, Юрий Данилович невольно начинал чувствовать свою значительность: «Я зять великого хана, и мне теперь можно всё!»

Что поделаешь, где молодо-зелено, там много себе намеряно.

Сопровождали князя две сотни конных татар во главе с ханским послом Кавгадыем. Перед выездом из Сарая Узбек, призвав Кавгадыя, наказывал ему:

   — Ты едешь послом на Русь блюсти там мои интересы. Помни, великий князь там ныне Михаил Тверской. Юрий, судя по всему, молод, горяч, не допускай его до ссоры с великим князем. Мне нужна ныне мирная Русь. Слышишь?

   — Слышу, пресветлый хан.

   — Всякая замятия там, смута уменьшает выход. И твоя забота — стараться примирить их. Они, как пауки в банке, всё никак не поделятся, не урядятся. Пока Юрий сидел в Орде, Михаил неплохой выход высылал, несмотря на неурожай и голод. И если они там сцепятся, им обоим не до выхода станет. Спрошу с тебя, слышишь, Кавгадый?

   — Слышу, пресветлый хан. Постараюсь.