Хамелеонша

– Вообще-то «это» зовут Зои.

– Да хоть Праматерью, – возразил он, опустившись на одно колено, и стянул с меня туфли, в которых ощущался каждый камешек, – я её в руки не возьму. Мне было пять, когда отец впервые со мной заговорил, а с тобой и того позже. И это правильно, дети – забота женщины. А чужие ублюдки и подавно.

– Да, наверное, это правильно, – рассеянно отозвалась я, притопнув, чтобы утеплённый башмак сел плотнее, и подставила вторую ногу.

Брат удивлённо вскинул глаза.

– Наверное?

Послышавшийся наверху шум и голоса подсказали, что сюда вот-вот спустятся остальные участники похода. Людо оглянулся по сторонам, вытащил из-за голенища нож и задрал мне подол.

– Что ты делаешь?!

– Уверенность уверенностью, а осторожность никогда не повредит, – сообщил он, привязывая мне короткий клинок повыше колена и серьёзно взглянул в лицо. – Ты просто едешь с ними, смотришь во все глаза и не спишь во время разговоров. Всё. Никаких глупостей. Поняла?

– Да поняла я, поняла, – нервно отозвалась я, – подол опусти.

Он оправил платье и выпрямился как раз в тот момент, когда на лестнице показались рыцари во главе с Бодуэном. Поднявшаяся со скрипом решётка пропустила ладью. Я встала, бережно придерживая Зои и чувствуя себя во всех смыслах на перепутье. С одной стороны приближались мужчины, с другой – лодка, а я стояла посередине, держа в руках чужую жизнь и не зная, что принесёт сегодняшний день: очередную ложную надежду или долгожданное избавление.

23

Когда мы уже отчаливали, на лестнице мелькнула тень, оттолкнулась от последней ступени, пронеслась по воздуху рыжей кометой и приземлилась в ладье на все четыре лапы.

– Он поедет со мной, – вздёрнула я подбородок, готовясь отстаивать питомца, но никто из мужчин и не подумал возражать.

Хруст пристроился рядом, положив мордочку мне на колени, и только уши поворачивались миниатюрными мохнатыми парусами. От его негромкого урчания на душе стало уютнее, как и от сопения Зои. Я склонила голову к плечу, изучая пухлощёкое лицо с оттопыренной губой: а заботиться о детях в принципе не так уж трудно. Особенно когда они спят.

Водная часть пути, самая короткая, прошла незаметно: я рассматривала надувающееся от ветра полотно, пестревшее искусно вышитыми сценами из истории, и слушала плеск вёсел.

Едва судно подошло к берегу, колокол вдали надтреснуто возвестил третий час[54].

В сосновой рощице нас ждали четыре лошади: для Бодуэна, Пэтра, ещё одна вьючная и четвёртая – жемчужно-кремовая кобылка для Альбрехта и нас с Зои. При виде сиденья с низкой спинкой, ухватом для правой руки и дощечкой для ног, пристёгнутого сзади кожаными ремнями к седлу Альбрехта, к горлу подскочил недавний пирог: трястись боком несколько часов, ещё и с младенцем на руках – за кого они меня принимают?![55] Я до последнего надеялась на что-то вроде повозки…

Альбрехт заметил мой взгляд и осторожно забрал Зои, умело пристроив её головку на сгиб локтя.

– Не волнуйтесь, леди, у Игруньи лёгкая нога и ровный ход. Как начнёте уставать, дайте знать, будем делать привалы.

От спокойного почти ласкового, насколько это возможно у такого старого прокалённого рыцаря, тона стало чуточку легче. Подошедший Пэтр предложил подсадить меня.

– У вас там всё в порядке? – позвал Бодуэн.

Он уже гарцевал верхом с внушающей зависть непринуждённостью. Серый в яблоках конь горячился и прядал ушами, словно мечтал лишь об одном: понести всадника наперегонки с ветром.

– Все путём, Ваше Высочество, – откликнулся Альбрехт. – Только вот оно что: давайте-ка я младенца возьму, а леди пусть сзади спокойно едет.

– Что за вздор! Зачем мы её тогда взяли? Ничего с ней не случится, леди Лорелея крепче, чем кажется. Ноша ей по плечу.

Я ответила злым взглядом, решительно поставила ногу в стремя, ухватилась за луку седла и, сцепив зубы, вскарабкалась на сиденье. Выпрямившись, высокомерно посмотрела на Бодуэна, и он отвесил шутливый поклон, признавая победу.

– Дайте мне Зои, Альбрехт, – спокойно сказала я, протягивая руки. – Никакая сила на свете не заставит меня выронить её.

Он, поколебавшись, передал девочку, потом подтянул ремни, закрепив мою подставку для ног на нужной высоте, и с десятилетиями отточенной сноровкой устроился впереди. Игрунья снялась с места, слегка качнув сиденье, и я судорожно обхватила мужчину за пояс.

Первые мили две было особенно тяжко. Левой рукой я цеплялась за Альбрехта, а правой держала на коленях Зои, боясь и уронить, и сдавить слишком сильно. Пэтр пристроился неподалёку для подстраховки, но мне всё равно рисовались жуткие картины короткого полёта и оглушающего падения под копыта лошади.