Хамелеонша

– Да, ты осёл, – едва слышно прошептала она, то ли ему, то ли уже в рассеянности сна, от которого её глаза задвигались из стороны в сторону под сомкнутыми веками.

Отодвинувшись, принялся рассматривать лежащую рядом девушку. Теперь, когда внимание больше не отвлекали большие злые глаза, он вдруг впервые с удивлением заметил, какая она маленькая и хрупкая.

Тут веки трепыхнулись, и на него уставились чёрные маслины:

– Вы снова пришли, – прошептала она. – Я думала, вы больше никогда не придёте…

– Да, я… пришёл, Хамелеонша, – растерялся он.

– Конфеты принесли?

– Прости… кажется, я их забыл.

Она издала разочарованный вздох.

– Тогда в следующий раз принесите. Только чтоб настоящий марципан, а не каштаны, ладно?

– Ладно…

Удовлетворённо кивнув, она снова смежила веки.

Проведя ладонью по лицу, Бодуэн вышел из спальни и кликнул слугу.

* * *

Я не сразу поняла, где я. Потерев глаза, обнаружила, что лежу на постели, а за стеной слышатся голоса. Один был низкий и чем-то недовольный, а второй, кажется, принадлежал женщине. Но она говорила так тихо, что не удавалось различить интонации.

Пошевелившись, я вдруг почувствовала что-то в ногах. Это оказалась шкатулка. Поместив её себе на колени, я приподняла крышку. Нос пощекотала смесь пряностей. Там оказались крупные ровные шарики молочного цвета. Потрогав один из них, я вдруг поняла, что это, хотя раньше никогда не ела марципан и почему-то представляла его себе охристого цвета. На вкус он не был похож ни на что из того, что я пробовала прежде. Но ссора за стеной набрала обороты, и я отложила шкатулку.

Внезапно всё стихло, и громыхнула дверь, как если бы второй участник выбежал, или скорее за ним её со злостью захлопнули. Пару мгновений спустя Бодуэн ворвался в спальню. От прежнего спокойствия не осталось и следа.

– Бланка ждёт дитя.

Я молча продолжила смотреть на него. Слова ударили в голову, как камень в пустое ведро – в ней что-то прозвенело, но смысл ухватить не получилось.

Он принялся расхаживать туда-сюда.

– Я знаю, это сделал твой брат!

– Это она так сказала?

– Она так и не призналась, кто отец, но это не мог быть никто, кроме него. Он понесёт наказание.

Откинув одеяло, я выпрыгнула из постели.

– Ты не посмеешь!

– Да от него за сто ярдов разит виселичной верёвкой! – Бодуэн шагнул ко мне, схватил за плечи и встряхнул. – Где он? Его нигде не могут найти!

– Не знаю! А даже если б знала – не сказала бы. Отпусти!

Я попыталась освободиться, и он снова встряхнул.

– Не нравится быть беспомощным, да? – зло кинула я. – Ты ведь никогда не принимал нас всерьёз, меня и брата, правда? Ещё бы: ты ведь самый умный, всегда на два шага впереди, всегда всё просчитываешь, всё учёл… Кроме одного: не стоит недооценивать тех, кто слабее и глупее тебя. Думаешь, власть у тебя, а на самом деле ты цепной пёс короны, проклятый вечно сторожить этот трон для других!

Вырвавшись, я отскочила и в тот же миг почувствовала, что что-то держу. Бодуэн тоже перевёл взгляд на мой кулак, в котором был зажат его браслет-косичка. На запястье осталась полоска незагоревшей кожи.

– Верни его, – сказал он до жути спокойным тоном, протягивая раскрытую ладонь.

Я разжала пальцы, разглядывая косичку. Оборванные концы пушились отдельными ниточками лески… Вглядевшись, я вдруг поняла: не ниточками – волосками.

– Чьё это? – спросила я, отводя руку и рассматривая волоски на свет. Белокурые, тоненькие… совсем как тот волос, который я сняла с носа Хруста возле алтаря. Наверное, Бодуэн тогда зацепился браслетом за выступ камня. Почему-то легко было представить их обладателя, вернее, обладательницу: такую же тонкую и бледную.

– Верни, – повторил Бодуэн.

Ни слова не говоря, я выдернула один волосок и быстро проглотила.

– Нет! – дёрнулся он ко мне.

Но горло уже обожгло. Меня мотало так, как если бы к волосам было примешано что-то ещё. Наверное, и было примешано. Вряд ли за столько времени браслет даже не потемнел бы, если бы не оказался заговорён.

Когда всё прекратилось, я повернулась к Бодуэну. Он потрясённо смотрел на меня. При других обстоятельствах выражение его лица было бы даже смешным.

Повернувшись к зеркалу, я увидела женщину, чуть постарше меня – лет двадцати. Я не слишком ошиблась: она действительно была тонкой и бледной. Красивой? Да, пожалуй. Всяко уж красивее меня. Белокурые волосы спускались до талии, обволакивая её. Разве что слегка опущенные уголки губ портили картину. Что-то в ней показалось неуловимо знакомым. Казалось, я не раз видела её… на стене, и в саду и… перед глазами встал медальон, бережно раскрытый и потом так же бережно спрятанный обратно и прижатый ладонью.

«Матушка умерла родами…»

Я обернулась к Бодуэну. Он всё ещё ошеломлённо рассматривал меня, не в силах вымолвить ни слова.

– Ты ведь не дядя Бланки, – произнесла я наконец. – Ты её отец.

Мускул на щеке Бодуэна дёрнулся, но он ничего не ответил.