Хафиз и султан

– В-третьих, мне недолго осталось, я умру со дня на день. Меня держит только то, что моя дочь не устроена. Когда я увидел тебя на пороге сегодня, я понял, что это знак свыше. Я не вижу вокруг ни одного человека, на попечение которого я мог бы ее оставить. Ты же проявил себя мужчиной, достойным, порядочным и надежным. Так что я готов нарушить традиции. Тем более, что смерть уравнивает всех людей. А мне осталось недолго. Поэтому, Али, если ты согласишься взять мою дочь в жены, я готов презреть устои. Каков будет твой ответ?

– Я даже не смел надеяться на ваше согласие, – сказал растроганный Али. – Я люблю ее и клянусь вам, что ни вы, ни она никогда не пожалеете об этом.

– Интересно, не смел надеяться, так зачем же ты приехал?

– Я думал украсть ее, если она, конечно, согласится.

– Этого я и боялся, – мрачно сказал вазир. – Значит, у меня действительно не было выбора. Раз ты появился, значит, это судьба. Бери ее, и будьте счастливы. А я спокойно умру, зная, что она в надежных руках. Вообще-то я когда-то думал отдать ее за своего племянника Низам ад-Дина, бедняга погиб. Так ты согласен?

– Да, конечно! – горячо сказал Али. – Только…

– Что только? Может быть, у тебя еще и условия есть? – иронически сказал Шамс ад-Дин. – На приданое не надейся, из приданого только разграбленный дом, денег нет, на это не рассчитывай. Ты породнишься с самим Туграи. Разве тебе этого мало? Это положение заменит всякое приданое.

– Да нет, мне приданое вообще не нужно, – сказал Али. – Я хотел сказать, что вам не нужно нарушать традиции и устои. Ведь я не простолюдин…

– Да, да, – прервал его вазир, – я понимаю тебя, ты образованный человек, хафиз, факих, но тем не менее… Не обижайся.

– Дело в том, что я малик, – заявил Али.

– Что? Малик? – опешил вазир. – Ты шутишь?

– Нет.

– И у тебя есть доказательства?

– Али полез во внутренний карман и вытащил маншур о присвоении ему титула малика. Туграи долго и внимательно изучал бумагу, затем вслух прочитал.

– Али Мухаммад ал-Байлакани. Как это могло случиться? Разве ты был близок с султаном? – спросил потрясенный Туграи.

– Нет, мы познакомились случайно, на охоте.

– На охоте? – повторил вазир. – Али, ты не перестаешь удивлять меня.

– Да, а потом я пришел к нему просителем за вас. Я не знал, что он уже простил вас и вернул в Табриз. Мы сидели с ним, пили вино. Он пожаловал мне титул малика.

– Что было дальше?

– Под утро я отправился спать, а на рассвете на лагерь напали татары. Мне удалось скрыться в темноте и общей неразберихе.

– А султан?

– Его увезли слуги, он еле на ногах стоял.

– Почему? Он был болен?

– Он был пьян.

– Вот как.

Туграи задумался, затем позвал слугу и велел принести вина.

– Что же, получается, теперь моя дочь тебе не ровня, – озабоченно произнес вазир. – Но имей в виду, ты обязан на ней жениться, после того как вскружил девчонке голову. Так ты берешь мою дочь в жены?

– С радостью, – воскликнул Али, – ведь это же все предрассудки.

– Верно, – легко согласился Шамс ад-Дин, – я тоже так думаю. Главное, чтобы человек был хороший.

Вошел слуга, неся кувшин и чаши.

– Придется выпить, – сказал Туграи, собственноручно разливая вино по чашам. – Я думаю, что там наверху простят мне эту слабость. Ведь не каждый день дочь выдаешь замуж за принца. Как хорошо выпить после долгого перерыва, да с легким сердцем, – сказал Шамс ад-Дин, поднимая чашу.

Тем не менее, он пить не стал, лишь пригубил и отставил чашу.

– У меня словно камень с души свалился. Да будет счастлив и прочен ваш союз.

Али выпил и сразу же опьянел, поскольку вино было хорошее, забористое, как сказал бы Егорка, а пил он на голодный желудок. Ему было так радостно, что хотелось кричать. И не делал он этого только потому, что боялся испугать своего будущего тестя.

– К моему великому сожалению, – сказал вазир, – мы не можем сейчас предаться веселью и радости. Нет времени. Сейчас позовем Йасмин и пригласим моллу, чтобы составить кэбин – брачный договор. Свадьбу придется отложить до лучших времен.

– А Йасмин разве здесь, не дома? – спросил Али.

От мысли, что сейчас он увидит возлюбленную, у него так заколотилось сердце, что он даже приложил к нему руку, чтобы унять стук.

– Дома идет нескончаемый ремонт, – сказал вазир, – поэтому и денег нет. Все, что зарабатываю, уходит на стройматериалы и оплату рабочих. Из-за непрекращающихся войн цены подскочили до небес. Мы живем здесь, причем, очень скромно. Будь проклят Шараф ал-Мулк… Итак, мой дорогой зять, сейчас мы заключим кэбин. И вы немедленно покинете Табриз. Что скажешь?

– Я поступлю, как вы пожелаете, – сказал Али.

– Хорошо, – молвил вазир и постучал лезвием маленького кинжала, которым он разрезал кебаб, по краю серебряного кубка.

В комнату заглянул слуга.

– Передай моей дочери, что я хочу ее видеть, – приказал Туграи.

Али весь подобрался, перестал есть и отставил в сторону свой кубок.

– Я смотрю, ты ее побаиваешься, – улыбнулся вазир.

– Есть немного, – сказал Али.

– Не бойся, она хорошая.

– Я не боюсь, волнуюсь просто. Вдруг она мне откажет, – ответил Али.

Йасмин вошла со словами.