Керченское сражение. От Крыма до Рима

Поздней осенью Сенявин отправился в Балаклав­скую бухту. Флагман впервые навещал самую удален­ную базу флотилии. Бухта произвела на него благопри­ятное впечатление своей добротностью, удобностью рас­положения для стоянки кораблей. Однако настроение командиров, расположившихся в бухте, было неодно­значно. «Таганрог» и «Корон», только что вернувшиеся из крейсерства, стояли на якорях. В северном углу бух­ты, у самой кромки, стояли, приткнувшись к берегу, накренившись, два «новоманерных» корабля. Сенявин знал от Кинсбергена, что некоторые суда имеют силь­ную течь и в море не выходят. Первым, приложив руку к шляпе, отрапортовал недавно назначенный командир 16-пушечной «Морей» лейтенант Федор Ушаков. Глу­ховатым голосом он доложил, что корабль имеет силь­ную течь и стоит второй месяц на приколе. По трапу, пе­рекинутому на берег, мимо них то и дело сновали матро­сы с парусиновыми ведрами, наполненными водой.

— Ну показывай, что у тебя стряслось, — хмурясь, сказал Сенявин.

Спустившись на нижнюю палубу, Ушаков стал на колени перед зияющей чернотой снятого с петель лю­ка. Скинув кафтан, Ушаков закатал до плеча рукав ру­бахи и привычным движением опустил руку в булька­ющую внизу воду. Повертев рукой из стороны в сторо­ну, он вынул руку из воды и с улыбкой протянул указа­тельный палец адмиралу. Глядя на измазанную гни­лью ладонь, Сенявин покачал головой.

— Ну и ну-у, — протяжно произнес он, — здорово Червяки жрут древесину. Такого я на Дону не видывал. И много ли сожрали, черти?

— Почитай, ваше превосходительство, треть дни­ща заменять надобно. Кренговал помаленьку «Морею» с борта на борт.

Вытерев руку о лежавшую рядом парусину, Уша­ков, согнав улыбку, вытянулся перед адмиралом.

— Куда денешься, — произнес Сенявин, — пойдем со мной, отобедаем на «Таганроге». Там и потолкуем.

За обедом Сенявин нахваливал Балаклавскую бухту, которую перед тем обошел вокруг. Взбирался на крутую гору, слева, перед входом, на ее макушке белели камня­ми какие-то древние развалины.

—   Сие, сказывают, остатки башни Генуэзской, — по­яснил Ушаков, — древние греки ее сооружали.

—   Вишь ты, — удивился Сенявин. — Стало быть, наши православные сородичи прежде татарвы здесь обитали?

—   Справедливо заметили, ваше превосходительст­во, — ответил Ушаков, — подобно и Константинопо­лю — Цареграду, который ныне басурмане Стамбулом прозывают на свой лад.

Выпив за столом по чарке, от которой Ушакову бы­ло неудобно отказываться, Сенявин, вникавший в жизнь своих подчиненных не только на палубах ко­раблей, бесхитростно произнес:

— А сказывают, ты хмельным не балуешься. Ушаков не смутился, наоборот, ответил шуткой:

—   Пить — пей, да дело разумей, наставлял меня в свое время тятенька.

—   И то верно, — согласился Сенявин, мешая ложкойдымящиеся щи, — одначе в Балаклаве, видимо, не токмо гавань добрая, но и похлебку есть из чего на­варистую спроворить.

—   Служители нахваливают, а мы с татарами по этой части общие интересы соблюдаем, — степенно, по-хозяйски объяснил Ушаков.

Когда Сенявин в очередной раз с похвалой отозвал­ся об удобной стоянке в Балаклаве, Ушаков, вспомнив о чем-то, проговорил:

— Сказывают, ваше превосходительство, верст де­сяток отсюда, подле деревеньки Ахтияр, намного луч­шая и просторная гавань расположена.

Сенявина эта новость заинтересовала. Перед убыти­ем он приказал отрядить грамотного штурмана, прове­рить и положить на карту бухту у Ахтияра.

—   Возьмет пускай палубный бот да все промеры ис­полнит как следует. Крым-то покуда татарский, а гля­дишь, и под нашу руку отойдет. Все сие и сгодится.

—   Есть у меня штурман исправный, Батурин Иван, его и отошлю, — не долго раздумывая, ответил коман­дир «Таганрога». Обрадовал Сенявин и Федора Ушакова.

— Сдавай должность мичману. Принимай «Модон» под свою руку. Готовься к весне, пойдешь в крей­серство с Кинсбергеном.

По зимнему тракту, перед Рождеством, в Таганрог прибыл с Балтики контр-адмирал Василий Чичагов. Сенявин знал его и раньше, когда готовилась экспеди­ция в Северный Ледовитый океан.

Василию Чичагову и довелось начинать кампанию 1774 года встречей с турецкой эскадрой.

За минувшую зиму произошла смена верховной власти в Константинополе.

Скончавшегося султана Мустафу сменил хилый старец Абдул-Хамид. Не желал он начинать свое сул­танское правление неудачными действиями против Русских. В этом его горячо поддерживал новый визирь Мухсан-заде. Не надеясь на успех в схватке на Дунай­ском театре, он рассчитывал ударить русские войска в Крыму. Для этого был единственный путь: высадить Десант и поднять против русских крымских татар.

— Сколько можно бегать, подобно зайцам, нашим кораблям от неверных? — вопрошал визирь первого флагмана флота султана. — Соберитесь в единый кулак к Самсуна, изловчитесь подобно лисам, перехитрите гяуров. В Крыму ждут не дождутся наших янычар, чтобы изгнать Шагин-Гирея…

В конце мая турецкий флот в составе 5 линейных кораблей, 9 фрегатов, 26 шебек16 и галер и транспорт­ных судов незаметно сосредоточился в Суджук-Кале и начал готовиться к прорыву в Азовское море.