В стране ломбардской рыцарь жил когда-то,Павийский уроженец. ПребогатоОн дожил до шестидесяти лет,А в брак вступить и не подумал, нет.Он жизнью наслаждался без помехи,Ценя одни лишь плотские утехи,—Ведь путь мирян бывает редко свят.Когда ж ему минуло шестьдесят,Он — то ль по глупости, то ль потому,Что мысль о боге вдруг пришла ему,—Решил вступить в законный брак и вотЖену искать стал сутки напролетИ небеса молить, чтобы ониБлаженные ему судили дни,Чтоб он изведал счастье жить с женой,В союз вступив нетленный и святой,Которым мужа и жену господьВ единую связал когда-то плоть. «Жизнь брачная одна лишь хороша;Иная же не стоит и гроша.Блаженство брачный лишь дает венец»,—Вот так-то думал старый сей мудрец.И разве это, в сущности, не так?Что в жизни привлекательней, чем брак?Особенно когда ты стар и сед,Сокровища ценней супруги нет.Твоя жена должна быть молода,И народите с нею вы тогдаНаследника: жизнь будет вам сладка.А посмотри на жизнь холостяка:На скуку часто жалуется он,Любовной суетою утомлен.И справедливо, чтобы холостякВел жизнь, лишенную отрад и благ.Он строит на песке, и потомуЛишь неудача суждена ему.Живет свободно он, как дичь лесная,О принужденье ничего не зная.Женатый человек, наоборот,Всегда размеренную жизнь ведет,Привязан крепко к брачному ярму,И жизнь сладка и радостна ему.Кто может быть нежнее, чем жена?Кто с большим прилежаньем, чем она,Когда ты болен, ходит за тобою?Она готова верною рабоюТебе служить, хотя б ты слег в кроватьС тем, чтоб до смерти больше не вставать. Иначе думает ученых ряд,В числе их Теофраст. Пусть невпопадОн поучает, — что мне, право, в том? «Коль хочешь ты держать в порядке дом,—)Так учит он, — жениться не спеши,Для этого и слуги хороши.Перед слугою верным что жена?Ведь полдобра себе берет она.А если, заболев, ты сляжешь вдруг,К себе участье у друзей и слугСкорей найдешь, чем у жены своей:Твое добро всего милее ей». Такие изречения нам частоВстречаются в писаньях Теофраста.Будь проклят он! К чему он нужен вам?Стократ умней — внимать моим словам. Поистине, жена есть дар небес;Все блага прочие — луга, и лес,И пастбища, и вкруг усадьбы нивы —Дары случайные судьбы счастливой:Они подобны тени на стене.Супруга же, напротив, — верьте мне,—Надолго входит в дом, на дольший срок,Чем ты, пожалуй, пожелать бы мог. Брак — таинство великое, и тот,Кто не женат, беспомощно живет,И все его надежды скоротечны(Я о мужчинах говорю, конечно).А почему? Да потому, что богуУгодно было женщину в подмогуНам сотворить. Когда им был АдамИз глины вылеплен, создатель сам,Увидев, как он наг и одинок,Его в душе не пожалеть не могИ дал ему поддержку в виде Евы. Отсюда ясно, — согласитесь все вы,—Что женщина на радость нам данаИ в помощь; рай земной онаС душой своей, привязчивой и нежной.Жизнь с нею — счастья океан безбрежный.Единой плотью став, жена и мужДо гроба скреплены союзом душ. Жена! Возможно ль, чтоб того бедаПостигла, кто женат? Нет, никогда.Клянусь тобой, о дева пресвятая!Между супругами — любовь такая,Что выразить ее нельзя никак.Жена тебе подательница благИ бескорыстная хозяйка дома;Она, со своевольем незнакома,Всегда смиренный подает ответ;Ты «да» сказал — она не скажет «нет». Жизнь брачная! Ты, как эдемский сад,Полна и благолепья и услад;Все воздают тебе такую честь,Что каждый, в ком хоть капля смысла есть,До гроба должен, если он женат,Благодарить творца все дни подряд.А если холост, то молиться богу,Чтоб он ему жену послал в подмогу.Вступивши в брак, себя он оградитОт всякого обмана и обид.Кто следует жене в своем пути,Тот может смело голову нести,—Так мудрости полны ее советы.Коль преуспеть ты хочешь в жизни этой,Словам жены не забывай внимать. Ведь вот же посоветовала матьИакову, чтоб в козьей шкуре онЯвился к Исааку на поклон,—И дал ему отец благословенье. Спас избранный народ от истребленьяЮдифи ум, когда тирану с плечСнес голову ее бесстрашный меч.Навала жизнь на волоске висела,И все ж ее спасти жена сумелаСвоим умом. Есфирью от невзгодСпасен был богоизбранный народ,За что и преклонился перед нейСановник Агасфера, Мардохей. Сенека говорит: во всей вселеннойНет существа ценней жены смиренной.Катон велит послушным быть жене.Ей подчинись, — тогда она вдвойнеСвое смиренье пред тобой проявит. Жена хозяйством нашим мудро правит.Особенно хворающим жена,Чтоб дом в упадок не пришел, нужна.Что церковь для Христа, тем для тебяЖена пусть будет. Мудрость возлюбя,Жену считай за высшее из благ.Ведь плоти собственной никто не враг,Поэтому жену свою лелей:Обречь блаженство можно только с ней.Муж и жена — я не шучу ничуть —Спокойно жизненный проходят путь,Союзу их угрозы не страшны,Особенно со стороны жены. Вот почему постиг на склоне летИ Януарий мой, что в жизни нетБлаженства для того, кто не женат,Кто брака чистых не познал услад.И вот однажды, сидя средь друзей,Мечтою поделился он своей. С лицом печальным он сказал им: «Я,Как видите, и стар и сед, друзья,Уже стою я близко от могилы,—Пора подумать о душе. Я силыТелесные безумно расточал,Но вот господь опомниться мне дал,И я хочу вступить в законный брак,Притом возможно поскорей. Итак,Я вас прошу красивую девицуМне подыскать немедленно: женитьсяЖелаю я в кратчайший срок, друзья.Невесту подходящую и яСебе везде подыскивать намерен,Но так как много вас, то я уверен,Что вам скорей удастся подыскатьДевицу, что женой мне может стать. Но я предупреждаю вас, друзья:Старуху всякую отвергну я.Не больше двадцати пусть будет ей,—Лишь рыба чем старее, тем ценней.Милее окунь мне, чем окунек,Но предпочту телятины кусокКуску говядины. Да, смака нетВ той женщине, которой двадцать летУж стукнуло. От всяких старых вдовКуда угодно я бежать готов.Они обычно прихотей полны,—Бог упаси от этакой жены.Кто много школ прошел, учен безмерно.С женой свяжись — и скажешь: это верно.А девушка в твоих руках — как воск:И сердце свеже у нее и мозг.Так знайте же заранее, друзья:Не поведу к венцу старуху я. Ведь если б сделал так злосчастный рок,Чтоб с нею наслаждаться я не мог,На стороне я б стал искать усладуИ тем себя навек обрек бы аду,Да и бездетным был бы этот брак.А мне милей быть сворою собакРазорванным, чем чтобы чужакамДосталось то, что накопил я сам.Я не болтаю, как пустой дурак;Я знаю, для чего вступаю в брак,И знаю также, что людей немалоО браке часто судят как попало,Не больше смысля в нем, чем мой слуга.Кому небес награда дорога,А целомудрие невыносимо,Пусть женится, чтоб с женщиной любимойПроизводить во славу божью чад,А не для плотских лишь одних услад.Умеренно к ним надо прибегать,—Лишь для того, чтоб долг свой исполнять.Берут себе еще затем супругу,Чтоб помогать, как брат с сестрой, друг другуИ соблюдать с ней чистоты закон. Но это не по мне. Еще силенЯ, слава богу, кровь играет в жилах,Не чую дряхлости следов постылых.На что способен зрелый муж, и яНа то способен, — верьте мне, друзья.Хоть я и сед, себя я ощущаюКак дерево в цвету в начале мая.Ткань дерева такого не мертва,И у меня седа лишь головаА члены все и сердце неизменноЦветут, как лавр зеленый и нетленный.Я изложил свое решенье вам;Теперь, друзья, всем высказаться дам». Тут начали все говорить про брак,—Тот высказался так, а этот — сяк.Один хвалил его, другой хулил,И вот — частенько ведь внезапный пылБеседу дружную приводит к ссоре —Горячий спор меж двух возникнул вскореИ лишь к концу собрания затих.Плацебо [250]звали одного из них,Другого же из них Юстином звали. «О Януарий, мы тебе едва ли,—Сказал Плацебо, — можем дать совет:Ведь никого умней тебя тут нет.Но ты в благоразумии своемНе забываешь, господин, о том,Что говорит премудрый Соломон,А вот чему всех смертных учит он:«Не действуй без совета никогда,И не впадешь в раскаянье тогда».Так, правда, учит нас Давидов сын,Но думаю, о друг и господин,Что принято тобою, без сомненья,Из лучших наилучшее решенье,И вот на чем основываюсь я. Доселе проходила жизнь мояВ служенье разным знатным господам,И каждый мне, — за что, не знаю сам,—Свое доверие дарил всегда.И никому из них и никогдаНе возражал, — я был уверен в том,Что мне его не превзойти умом,Что господин сказал, то непреложно,Лишь повторять им сказанное можно.Глупцом советника считаю я,Который, в услуженье состояОсобы знатной, полагать дерзает,Что больше, чем она, он понимает.Из нас глупцом не будет ни один.Ведь то, что ты сказал нам, господин,Так мудро, благородно и прекрасно,Что лучше и не скажешь — это ясно.С тобой во всем согласен я вполне.Ни в Павии, ни в нашей всей странеНет человека, кто б сказал мудрее.Христос одобрил бы твою идею,Твою отвагу весь признает свет:Не шутка ведь — вступить на склоне летВ брак с юной девушкой. Как видно, сердцеЕще немало сохранило перца. Так поступи, как ты решил, — умнейНикто решенья не найдет, ей-ей!» Юстин прослушал эту речь и вдруг,Поднявшись, произнес: «Милейший друг,Ты высказался, так имей терпеньеТеперь мое послушать возраженье. Сенека где-то мудро говорит,Что осторожность нам глядеть велит,Кому добро иль землю мы даем;Но если нужно о добре своемЗаботу нам иметь, то неужелиМы не должны заботиться о теле,Его даря? Оно ценней добра.Да разве ж это детская игра —Вступить без всяких обсуждений в брак?Нет, надобно — я полагаю так —Узнать, глупа ль невеста иль умна,Скромна ли иль охоча до вина,Бедна ли иль богата. Лишь дуракБез этого вступить решится в брак.Конечно, совершенства в мире нет;Все, что рождается на божий свет,—Зверь, человек, — увы, несовершенно.Но позволительно считать отменнойЖену, в которой ни один порокДостоинств разных заслонить не мог.Потребно время, чтоб разнюхать это.Вот я — свидетель мне создатель света —Немало пролил слез в тиши ночной,С тех пор как обвенчались мы с женой.Хвали, кто хочет, брак, — за эти годыЯ лишь заботы видел и расходы.Меж тем соседи все и особливоСоседки славили мой рок счастливый;Мне говорили, что моя женаБыть образцовой признана должна.Но я-то знаю, где мне жмет башмак.Что ж, поступай, как хочешь, — брак так брак!Но помни, ты уже в летах, мой друг:Себе невесту не подыщешь вдруг,Особенно красотку молодую.Свидетелем владыку приведу яЗемли и неба: младший тут из насС жены своей спускать не должен глаз,Чтоб лишь ему она принадлежала.Тебе — не сомневаюсь я нимало —Трех лет спокойно не прожить с женой.Ты знаешь, нрав у женщин озорной.Я не в обиду прямо все сказал». «Ты кончил? — Януарий тут вскричал.—На прописи Сенеки я плююИ за премудрость школьную твоюГроша не дам. Иначе говорят —Сам слышал ты — те, что умней стократ.А ты какого мненья, брат Плацебо?» «Пускай, — ответил тот, — накажет небоВсех тех, кто брачному союзу враг».Тут встали все и порешили так:Пусть Януарий, часу не теряя,Невесту ищет средь красавиц края. И настоятельно искать путейК осуществлению мечты своейОн сразу стал. Красивые девицыВ снах беспокойных длинной вереницейНосились перед ним из ночи в ночь,Лишь только он смежал глаза, — точь-в-точьКак если б кто, взяв зеркало с собой,Пришел на площадь, полную толпой,И в зеркале бы видел отраженьеВсе новых лиц. Ночные сновиденьяТомили Януария чредойЗнакомых девушек. Но выбор свойОн все откладывал. Красива эта,Но к той благоприятней мненье света,За ласковый и тихий нрав народЕдинодушно ей хвалы поет.У тех богатство, но дурная слава.Однако наконец — не знаю, право,Насколько это было лишь игрой,—Свои мечты направил он к одной.Любовь слепа, как всем давно известно;Весь день-деньской о девушке прелестнойОн думал, а когда ложился спать,Ему опять все снились и опять,—И красота ее, и возраст нежный,И лик задумчивый и белоснежный,И гибкий стан, и благородный нрав,Бегущий легкомысленных забав. Избранницей своею восхищен,Все поиски решил окончить он.Ему казалось, выбор так хорош,Что лучше девушки и не найдешь.Такой на свете нет, и потомуНикто не станет возражать ему. И Януарий всех своих друзейК нему явиться попросил скорей.Ему хотелось облегчить им труд.Пусть поисков, мол, больше не ведут,Уж избрана невеста им самим,И было бы бесплодно спорить с ним. Когда Плацебо с остальными вместеК нему пришел, он о своей невестеИм рассказал-, предупредив сначала,Что обсуждать не хочет он нималоСвой выбор: господом одобрен он,Блаженный век ему с женой сужден. «Девица в нашем городе живет,—Сказал он, — что красавицей слывет.Хоть род ее и не высок, пленилаОна меня своей повадкой милой,Ее решил себе я в жены взять,Мы обретем с ней вместе благодать;Я убежден, что будет мне онаОтличная и верная жена».Затем он попросил своих друзейПомочь скорее обвенчаться с ней. «Когда женюсь, я обрету покой,Откроется блаженство предо мной.Одно меня тревожит, — с вами яТревогой этой поделюсь, друзья.Я, — продолжал он, — слышал уж давно,Что человеку дважды не даноПознать блаженство, — тут и в небесах.Будь неповинен он в семи грехах,Будь вообще он чужд духовной скверны,Жизнь брачная полна такой безмернойИ дивной лепоты, что страх беретПри мысли, что теперь из года в годЖизнь безмятежная мне предстоит —Без горестей, без кривды, без обид,И небо на земле я обрету.Но только за земную маетуДается смертному венец небесный,И, значит, после жизни столь чудеснойНе будет мне позволено стяжать,Когда умру, Христову благодать.Вот эта мысль мне не дает покоя.Рассейте же мое сомненье злое». Сочтя, что эта речь — безумца бред,Юстин насмешливо сказал в ответ,От ссылок и цитат на этот раз,Чтоб кратко высказаться, воздержась:«Поверь мне, ежели других преградДля брака не находишь, милый брат,То будь спокоен — бог пошлет тебе,В благой заботе о твоей судьбе,Вослед за свадьбой поводов немалоПроклясть удел свой, дивный небывало.Не думай, что особо холостякМил господу; господь, напротив, благК тому гораздо больше, кто женат.Свое решенье не бери назад,Смелее будь! Возможно ведь вполне,Что ты чистилище найдешь в жене.Она бичом господним может стать,—Тогда душе твоей не долго ждать,Чтобы взлететь на небеса стрелой.Не беспокойся же, дружище мой,И мне поверь: в конце концов не такБлаженства и ограды полон брак,Что может он закрыть к спасенью путь.Одно скажу: благоразумен будь,Ласкай жену умеренно, к ней страстьДержи в узде, — смотри, чтобы не впастьИ в прочие грехи. Я все сказал,—Мой разум ограничен, слаб и мал.Знай, что твои все опасенья — вздор.Итак, закончим этот разговор.О браке батская вдова недавноВсю правду нам поведала, на славныйРассказ свой не потратив лишних слов.Храни тебя всевышний, будь здоров!» Сказавши так, собрание тотчасЮстин покинул, с рыцарем простясь.Поняв, что брак предотвратить нельзя,Все способы пустили в ход друзья,Чтоб избранную убедить девицу,Чье имя было Мая, согласитьсяСтать Януарию женой скорее.Вас утомлять рассказом я не смеюОб актах всех, что ленное владеньеЕй передали на его именье,И об ее наряде дорогом.День наступил, когда они вдвоемОтправились венчаться в божий храмИ воспринять дары святые там.Поп, выйдя к ним в церковном облаченье,О Сарре и Ревекке в поученьеНапомнил и велел, как те, вестиЖизнь мудрую и свято брак блюсти;Потом с молитвой их перекрестилИ узы брачные навек скрепил. Закончил свадьбу шумный пир горой,И Януарий со своей женойСидел, гостями окружен. ПалатыВесельем были праздничным объяты,И блюд, что подавали там, вкуснейВ Италии ты не нашел бы всей.А лютни издавали чудный звон,Какого ни фиванский Амфион,Ни сам Орфей вовек не извлекали;Под пенье их там блюда подавали.Да, Иоав и Феодам, что ФивШтурм возвестил, прегромко затрубив,Затмить то пенье были бы бессильны.Сам Вакх вино всем в чаши лил обильно.Венера улыбалась всем вокруг(Ведь ей наш новоявленный супругХотел отдать оставшиеся годы,Как отдал дни своей златой свободы)И с факелом в руке пред молодойПлясала легкою своей стопой.Я не солгу, сказав, что Гименей,Бог брака, в жизни не видал своейСтоль радостного жениха. Заметь,О Марциан, [251]что этот брак воспетьНе мог бы ты, хоть рассказал удачно,Как Филология вступила в брачныйСоюз с Меркурием под пенье муз.Чтоб юности и старости союзИзобразить, нужны другие силы.Ни у кого б из вас их не хватило,—Я в этом убежден, мои друзья.Проверьте сами, говорю ли яВам правду или нет. Младая МаяСидела, взором ласковым сияяИ красотою сказочной своей.Есфирь проникновенней и нежнейНа Агасфера взгляд не направляла.Не описать красы столь небывалой!Скажу лишь, что на майский день онаБыла похожа, вся озаренаВолшебной прелестью неизъяснимой. Наш Януарий от лица любимойВзор оторвать не мог и про себяТак думал: «Ночью обниму тебяСильней, чем обнимал Парис Елену».Но этой сладостной мечте на сменуВозникло огорченье, что женаСегодня ночью пострадать должна,И стал он думать: «Нежное созданье,На бога возлагаю упованье,Что ты перенесешь мой страстный пыл,—Ведь я необычайных полон сил.Нет, сдерживать свои я буду силы…Скорей бы ночь, о боже, наступилаИ вечность бы царила напролет!Ах, разошелся бы скорей народ!»Тут всевозможные уловки онСтал в ход пускать, чтоб выпроводить вонСвоих гостей, проститься с ними всеми. Вот наконец-то наступило времяИз-за стола подняться. Сразу в плясПустились все, вина хлебнув не раз.Веселием и хмелем были пьяныВсе гости, кроме сквайра Дамиана,Что рыцарю давно служил. Был онТак госпожой своею восхищен,Что сам не свой стоял, без чувств упастьГотов, — такую породила страстьВенера в нем, когда она, танцуя,Его задела факелом. К нему яПотом вернусь, — лишь сообщу, что онК себе поторопился, удручен,И лег в постель. Пусть дни влачит, стеная,Пока его не пожалеет Мая. Огонь проклятый, тлеющий в соломеПостели! Враг, живущий в нашем доме!Слуга-предатель, к нам змеею в грудьВползающий! От вас оградой будьВсевышний нам. Хоть ты от счастья пьян,О Януарий, глянь: твой Дамиан,Оруженосец твой, что столько летЖил у тебя, шел за тобою вслед,Против тебя предательство кует —Пусть в руки бог тебе его пошлет!Домашний враг опаснее чумы,Ведь с ним бок о бок жизнь проводим мы. Светило дня, закончивши свой путь,Под горизонт спустилось отдохнуть,Невидимым для всей округи стало,И ночь свое густое покрывалоНакинула на светлый небосвод.Простившись с Януарием, народПокинул пышные его хоромыИ восвояси двинулся, чтоб домаЗаняться на досуге чем-нибудьИ в подходящий час потом заснуть. Наш Януарий, отпустив гостей,Торопится на ложе сна скорей.Чтобы разжечь себя, пьет разогретыйИ полный пряностей стакан кларета,Мальвазию хлебает, ипокрасИ многое, о чем в недобрый часВ творении «De coitu» писалМних Константин, чтоб черт его побрал. Своим друзьям сказал он: «Ради бога,Всех вежливо спровадьте из чертога».Те, сделав это, занавес спустили.Потом, хотя мужчины рядом пили,Невесту бледную взвели на ложе. И вот когда постель служитель божийБлагословил, обоих молодыхДрузья тотчас оставили одних.Тут Януарий крепко обнял Маю,Свою жену, свой рай; весь полыхая,Со страстью целовал ее такой,Что ей щетинистой своей щекой,На рыбью чешую весьма похожей(Так хорошо свою побрил он рожу!),Натер лицо прелестное, шепча:«Простите, если боль вам сгорячаЯ причиню, супруга дорогая,Но вы должны, возлюбленная Мая,Иметь в виду, что в ремесле любомТаких ведь мастеров мы не найдем,Что хорошо работают и скоро.Досуг нам нужен, в этом нет позора.Кто запретит нам до утра играть?Ведь нас связала божья благодать.Любое обхождение друг с другомДозволено повенчанным супругам.Как может согрешить с женою муж,Себя своим ножом порезать? Чушь!Супруги мы, играть нам нет запрета». Так пропыхтев до самого рассвета,Хлебнул кларета он и, на кроватьУсевшись, стал супругу целоватьИ громко петь с гримасою влюбленной,Казалось, жеребец разгоряченныйСидел в нем рядом с глупою сорокой,Болтающей без отдыха и срока.Все громче пел он, хрипло голося,А шея ходуном ходила вся.Бог ведает, что ощущала Мая,Его в одной сорочке созерцаяИ в колпаке ночном. Я убежден,Что ей не по душе пришелся он.В конце концов он заявил: «ИграМеня сморила, отдохнуть пора»,—И, вмиг заснув, до десяти проспал,Потом, при свете дня, с постели встал.А что касается прелестной Маи,Она, обычай женский соблюдая,Из горницы своей четыре дняНе выходила вон, покой храня.Нужны в любой работе перерывы:Сменяя труд и отдых, твари живы —Все: люди, скот и даже рыбы, птицы. Пора мне к Дамиану возвратиться.Который страждет, мукой обуян.Я так ему скажу: «О Дамиан,Ужели ты надеешься, несчастный,Что сможешь госпоже своей прекраснойПоведать скорбь души? Сомненья нет,Что отповедь получишь ты в ответ.Еще предаст она тебя, пожалуй,Бог помоги тебе, мой бедный малый!» Горит в огне Венеры ДамианИ смерти жаждет, исходя от ран.Ему нашептывает злой недугЛюбой ценой отделаться от мук.Достав бумагу и перо, он пишетПисьмо, что к милой Мае страстью дышит,И стихотворной жалобой своейО пытках сердца сообщает ей.В шелк обернув письмо, его хранитЗа пазухою он, тоской убит. Со свадьбы Маи на небе луна,Пройдя десятую ступень Овна,Успела соскользнуть в созвездье Рака,А Мая, верная законам брака,Пережидала в горнице своей.Чтоб меньше трех не миновало днейДо возвращения ее к супругу;Светило дня четвертый раз по кругуСвой путь свершило, и в полдневный час,Когда обедня отошла как раз,Сидела в зале рядом с мужем Мая,Красою дня весеннего сияя.Вдруг Януарий, вспомнив невзначайО Дамиане, молвил: «Что-то, чай,С ним приключилось, боже милосердный!Куда девался он, мой паж усердный!Не захворал ли часом Дамиан?» Ему ответ единогласный данПажами был, что Дамиан хвораетИ лишь болезнь ему прийти мешает;Он был бы тут, когда бы был здоров. «Да, это правда, Дамиан таков,—Заметил Януарий, — я безмерноТужил бы, если б умер этот верныйСлужитель мой. Он сдержанней, умнейВсех сверстников своих среди пажей,Притом он так отважен и прилежен,Что путь ему к успехам неизбежен.Как только мы окончим наш обед,Жена проведает его, я вследЗа ней приду, — помочь больному надо».За это обещание наградойДостойной Януарию былаВсеобщая горячая хвала:Забота о больном слуге прекрасна. «Жена! — воскликнул Януарий властно.—Когда обед окончится, тотчасВы с дамами, покинув в зале нас,К милейшему отправьтесь ДамиануЕго утешить. Я, как только встануОт сна послеобеденного, тожеК нему зайду. Спешите, вас на ложеЯ буду ждать через часок-другой.Вернувшись, лягте рядышком со мной».Сказавши это, сквайра он призвал,Которому подведомствен был зал,И сделал разные распоряженья. А Мая с дамами без промедленьяПажа больного навестить пошлаИ, у постели севши, завелаБеседу с ним, развлечь его стремясь. Тут Дамиан поняв, что пробил час,Свое письмо вложил ей тайно в руку,В котором страсть свою излил и муку,При этом он не произнес ни слова,А лишь вздохнул; потом, вздохнувши снова,Ей тихим голосом шепнул: «Мерси!Но я погиб, коль, боже упаси,Не захотите вы хранить молчанье». Что ж Мая? Спрятав на груди посланье,К себе домой отправилась она.Там Януарий, в предвкушенье сна,Сидел спокойно на краю кровати.Свою супругу тысячью объятийНамучивши, он лег и захрапел,А Мая вышла, словно бы для дел,Которых, несмотря на все желанье,Не избежишь, и, прочитав посланье,Его разорвала в клочки. ЗатемИх бросила — куда, понятно всем. Как на душе теперь у Маи милой,Когда с ней рядом муж храпит постылый?Вдруг кашлем прерван мужа сладкий сон.Глаза продравши, Маю просит онВсе снять с себя. «С тобой вкусить утехуЖелаю, молвит, платье мне помеха».Что было делать ей? Лишь покориться.Но тут остановлюсь, — ханжам сердитьсяДать повод не хочу, молчу о том,Чем были заняты они потом,—И в рай ли, в пекло ли попала Мая,Вечерний звон их поднял… Я не знаю,Судьба ль тому виной была, иль случайПрироды ли воздействие могучей,Иль, может быть, стечение светил,Особенных исполненное сил,В чьей власти нежный пол сводить с умаПри помощи любовного письма(Ведь все на свете свой имеет срок),Лишь бог нам это разъяснить бы мог,Которому открыты все причины,—Мне в эти нечего влезать глубины,—Но верно то, что в этот день покояЛишилась Мая, жалостью такоюПроникшись к Дамиану, что о немЗабыть была не в силах и о томМечтала лишь, чтоб излечить больного.«Пускай меня осудят все сурово,—Так думала она, — мне дела нет!Ах, он дороже мне, чем солнца свет,Его люблю, хотя б он нищим был». Вовек всесилен состраданья пылНад благородным сердцем. Надо честно,Однако же, признать, что повсеместноЕсть женщины, — их встретишь каждый день, —Чья грудь таит не сердце, а кремень.Они погибнуть дали б Дамиану,Ему елея не пролив на рану,И этим бы на весь гордились свет,Себя убийцами не сознавая, нет. Больному Дамиану сострадая,Письмо наутро написала Мая,В котором изложила, не таясь,Свои все чувства, про свиданья часИ место не сказавши ни полслова;Ему отдаться, мол, всегда готова. И вскоре, улучивши миг желанный,Она пошла проведать ДамианаИ под подушку сунула емуСвое письмо. Не видно никомуПотом больному руку крепко сжала,Поправиться скорее пожелалаИ поспешила прочь уйти тотчас,—За ней супруг ее прислал как раз. Наутро встал с постели Дамиан,Вдруг исцеленный от сердечных ран,И быстро нарядился в пух и прах,Чтоб отличиться в Маиных глазах.Явившись к Януарию, поклонСмиреннейший ему отвесил онИ всем улыбки расточал так мило(Учтивость хитрая — большая сила!),Что молодого всяк хвалил пажаИ милостью дарила госпожа. Теперь от Дамиана перейдуК той повести, которую веду. Высказывают некоторые мненье,Что содержанье счастья — наслажденье,И впрямь, старался Януарий мойНаладить так своей всей жизни строй,Чтоб полон был услады каждый миг:По-королевски этот жил старик.Все в доме было так заведено,Чтоб наслажденье доставлять одно.К усладам, коими он был богат,Причислить надобно роскошный садС оградой каменной. Я б так сказал:Тот, кто «Роман о Розе» написал,Такой красы не описал бы. СлабТут оказался бы и сам Приап,Хоть божеством садов его зовут,Так был роскошен сад и дивен пруд,Над чьей водою лавр стоял, склонен.Нередко Прозерпина и Плутон,Толпою легких фей окружены,Плясали на краю его волныИ чудно пели, люди говорят. Наш рыцарь Януарий этот садОблюбовал как место развлеченья,И строго было всем без исключеньяЗапрещено туда ходить; лишь онКлючом, который был посеребрен,В него калитку открывал порою.Когда себя в долгу перед женоюОн чувствовал, тогда они одниТам в летние прогуливались дни.И доводил он до желанной целиТо, что доделать не успел в постели. Так дни за днями весело текли,Но кратко длятся радости землиДля всех живущих под луною тварей,—Узнал об этом скоро Януарий. Непостоянный рок! Ты наделенНе меньшей лживостью, чем скорпион:Чаруешь нас блестящей головой,Меж тем как жало хвост готовит твой.Утеха плотская, коварный яд,Чудовище, чей так приветлив взгляд,А помыслы полны такою скверной!Всех надуваешь ты немилосердно.Тобой обласкан Януарий был,Но вдруг удар твой бедного сразил:На оба глаза он ослеп и с горяСтал смерть молить за ним явиться вскоре. Увы, в разгар любви и наслажденьяУтратил рыцарь Януарий зренье,Причем стряслось несчастье это вмиг.Свою судьбу оплакивал старик,И вместе с тем ревнивый страх, что вдругСвою жену он выпустит из рук,Так жег его, что был бы рад на местеОн умерщвленным быть с женою вместе.Его пугало, что она найдет,Пока он дышит иль когда умрет,Любовника иль мужа — он хотелНавек ей вдовий навязать удел.Но месяц миновал, потом другой,И Януарий стал со слепотойСвоею примиряться беспросветной,Понявши, что все жалобы тут тщетны.Зато к жене глухая ревность в немРосла с неделей каждой, с каждым днем;И до того дошел он, что женуНе соглашался никуда однуТеперь пускать, хотя бы даже в зал.Повсюду он ее сопровождал,При этом ни на шаг не отступая.Немало это огорчало Маю,Которая мечтала лишь о том,Чтоб Дамиану угодить во всем,—С такой она его любила силой.И дни ее текли в тоске унылой. С другой же стороны, и Дамиан,Горюя, таял от сердечных ран:Ему судьба не позволяла злаяХотя б словечко молвить милой МаеОб остроте своих любовных мукТак, чтоб его не услыхал супруг,Всегда присутствовавший тут же близко.Друг с другом все же тайной перепискойОни снеслись, — и стало ясно им,Какими каждый чувствами томим. О Януарий, было б мало прока,Когда бы взор твой мог бежать далеко,Как корабли. Трудней ли обманутьТого, кто видит, чем слепца? Ничуть.Вот Аргус, например. Вся сотня глаз,Которыми он мог глядеть зараз,Ведь не спасла его от ослепленья.Таких людей немало, без сомненья,Хотя им это часто невдомек. С ключа, которым открывал замокВ калитке муж, войти в свой сад желая,Сняла на теплом воске снимок МаяИ снимок этот отдала пажу,И тот, поняв отлично госпожу,К калитке новый ключ подделал тайно.Как этот ключ помог необычайноВлюбленным, вы узнаете сейчас,Коль вам угодно слушать мой рассказ. Что правильней Овидиевых слов:На этом свете нет таких оков,Которых бы любовь не разорвала?Тому примеров мы найдем немало,Хоть Фисба и Пирам за днями дниТомились врозь в темнице, все ж ониСквозь стену шепотом снеслись друг с другом.Но я вернусь опять к моим супругам.Однажды — это было в день восьмойИюля месяца — вдруг рыцарь мойПочувствовал такое вожделеньеК своей жене, что тотчас же решеньеИм было принято пойти с ней в сад.«Вставай, жена, мой драгоценный клад! —Ей крикнул он. — Нас горлица зовет,Ушла зима с чредою непогод.Жена, мне грудь твоя вина милей.Свой голубиный взор яви скорей!Со всех сторон наш огорожен сад.К тебе я страстью пламенной объят.Ты ранила меня, мой ангел нежный,Своею чистотою белоснежной.В наш милый сад вдвоем направим путь,—Мне утешеньем и отрадой будь!» Так похотливый бормотал старик,А Мая Дамиану в тот же мигЗнак подала вперед проникнуть в сад.Исполнить это Дамиан был рад:Открыв калитку собственным ключом,Он в сад вошел и скрылся под кустом.Как сада он переступил порог,Никто ни видеть, ни слыхать не мог.Немного погодя пришел с женойИ Януарий, как скала слепой.Захлопнувши калитку, он тотчасЖене сказал: «В саду тут, кроме нас,Нет никого. Супруга дорогая,Моя любовь к тебе не знает края.Свидетель мне на небесах господь.Которому подвластны дух и плоть,Что лучше мне погибнуть от ножа,Чем чуть тебя обидеть, госпожа.Прошу тебя не забывать о том,Что я женился на тебе, влекомЛюбовью, не порывом вожделенья.Хоть я не молод и лишился зренья,Будь мне верна. Зачем, скажу сейчас,Трех благ достигнешь этим ты зараз:Любви Христа, своей отменной славыИ от меня по смерти всей державы.В дар все добро мое принять прошу;Об этом в завещанье напишуЯ завтра утром. А теперь, молю я,Не откажи мне в нежном поцелуе.В вину не ставь мне то, что я ревнив.Навек твой образ в сердце сохранив,Я понимаю, что с твоей красойСогласовать преклонный возраст мойНе так легко. Поэтому тебяВсегда держу я при себе. ЛюбяЯ это делаю, жена, поверь.Покрепче поцелуй меня теперь». Такой ответ на мужнины словаОна дала, пролив слезу сперва:«Я озабочена не меньше вас.Честь берегу свою превыше глаз,А также женственности нежный цвет,Вам посвященный до скончанья летС того мгновения, когда вдвоемМы с вами стали перед алтарем.Поэтому вам так, о господин,Отвечу я. Горчайшей из кончинПусть жизнь мою создатель пресечет,Пусть он как грешницу меня убьет,Коль опорочу я когда-нибудьСвой пол предательством и обманутьОсмелюсь вас. А если обману,В мешке меня, негодную жену,Вы бросьте в воду. Уверяю вас,Я женщиною честной родилась.Зачем вы говорите так со мной?Вы все, мужчины, неверны душой,А нас в неверности корите вечно,Хотя б себя вели мы безупречно». Тут Мая, к Дамиану обратясь,В предупрежденье кашлянула разИ пальцем подала тотчас же знак,Чтоб он на грушу влез. Он сделал так,Как милая ему велела Мая,Ее все знаки лучше понимая.Чем Януарий, ни на миг из рукЖену не выпускающий супруг.О том, что делать, ряд предуказанийОна ему в письме дала заранеИтак, на груше он сидит, а МаяС супругом развлекаются, гуляя. Был ясный день, лучи златые ФебаЛились потоком с голубого неба,И с радостью купались в них цветы.Феб в Близнецах стоял, близ высоты,Которая названье носит Рака,Близ мощного Юпитерова знака.И в это утро, полное услады,В одном из уголков далеких садаВладыка сказочных краев Плутон,Толпою фей прекрасных окружен,Сидел с женой своею Прозерпиной,Им взятой с сицилийской луговины,Когда она цветы сбирала там.(О том, как он ее похитил, намРассказано подробно Клавдианом.)На свежем дерне сидя перед станомПрекрасных фей, к жене своей ПлутонВдруг обратился так; «Я убежден:Никто не будет отрицать всечаснойИзмены жен своим мужьям. ПрекрасныйТому свидетель не один рассказ,Что обличает как изменниц васИ обвиняет в похоти проклятой. О Соломон, премудрый, пребогатыйИ славою затмивший всех царей!Бесспорны для разумных всех людейТвои слова о разнице большойМежду породой женской и мужской.«Средь тысячи мужчин один хорош,А женщины хорошей не найдешь»,—Так говорит он, подлость вашу зная.Не лучше думает, я полагаю,О женщинах Исус, Сирахов сын.За то, что вы терзаете мужчин,Пускай пожрут вас пламя и чума!Там рыцаря, достойного весьма,Вы видите? Он зренье потерялИ стар уже. Так вот его ж вассалЕму рога сейчас наставит, — там,На дереве, сидит, подлец! Но вамСвоим величеством клянусь, что зреньеСупругу возвращу я в то мгновенье,Когда жена его затеет блуд;Воочию он убедится тут,Как низок и развратен женский нрав».Фей королева, это услыхав,Воскликнула: «Пусть будет так, по мне!Но знайте, что внушу его женеИ впредь всем женщинам ответов кучу.Им никакой не будет страшен случай.Хотя б их грех был выведен на свет,Найдет любая правильный ответ;За ним нам не придется лезть в карман,Хоть ясен будет мужу наш обман,Мы с наглым видом будем отрекаться,Рев подымать, слезами заливаться,И будет муж стоять, как глупый гусь. Ученых ваших ссылок не боюсь.Что Соломон? Пусть мудрый сей еврейИ вправду в жизни не встречал своейДостойных женщин — их зато немалоВедь множество других людей встречало.Не так уж беден ими белый свет.О мученицах забывать не след,Чья добродетель — всем нам назиданье.О добрых женах «Римские деянья»Упоминают тоже ведь не раз.Не гневайтесь, прошу об этом вас!Хотя бы даже прав был Соломон,Что не видал хороших женщин, — онХотел сказать, что совершенен бог,А смертный без различья пола плох. Клянусь вам, не могу понять никак,За что вы Соломона чтите так.За то, что богу он построил храм?За то, что был богат? Но ведь богамЯзыческим он тоже храм поставилИ тем себя навеки обесславил.Нет, если говорить тут без прикрас,В распутстве он и в ереси погряз,А в старости о господе забыл.Когда б его всевышний не щадилИз-за отца покойного, то, право,Давно б он учинил над ним расправу. Наветы все его на женщин — ложь!Я утверждаю, что цена им грош.Как женщина, я не могу молчать,—Чтоб успокоиться, должна кричать.Покуда на моей макушке волосЕще не выпал, буду в полный голосДо хрипоты того разоблачать,Кто нас трещотками посмел назвать». «Сударыня, — сказал Плутон в ответ,—Вам уступаю. Но я дал обетВернуть почтенному супругу зренье,И приведен он будет в исполненье.Король я, — лгать не дело королей».«А я, мой сударь, королева фей,—Ответила на это Прозерпина.—Жену снабдить ответом не премину».«Пусть будет так», — сказал в ответ Плутон. Теперь мы к рыцарю вернемся. ОнВсе продолжал бродить с прелестной МаейИ напевать не хуже попугая:«Люблю тебя, ты жизни мне милей!» И вот они одною из аллейК той самой груше подошли обратно,Где на ветвях с надеждою приятнойСидел средь свежих листьев Дамиан.Тут Мая вдруг свой изогнула станИ начала стонать, как бы от боли:«О господин, всего на свете болеЖелательно мне груш поесть сейчас,Не то умру я, уверяю вас.Ах, ради пресвятой Марии-девы,Вас умоляю, помогите мне вы.Ведь к зелени подобный аппетитБеременных нередко так мутит,Что отказать им было бы опасно».На это Януарий: «Ах, напрасноСлугу не взял я из дому с собой!Сам не могу помочь, — ведь я слепой!»«Большой беды тут нет, — сказала Мая.—Ствол только обхватите (я ведь знаю,Что нет ко мне доверия у вас),И влезу я на дерево тотчас,—Мне только бы на вас поставить ногу».«Пожалуйста! — ответил муж. — Ей-богу,Согласен я и кровь пролить за вас». Он наклонился, Мая оперласьИ, сук схвативши, поднялась на грушу(Простите, дамы, если я нарушуПриличья, — безыскусствен мой язык);Рубашку поднял Дамиан и вмигПроник, — куда, вам всем небось известно. Поступок этот увидав бесчестный,Плутон супруга сделал зрячим вдруг,И тот, глазами обведя вокруг,Почувствовал в душе блаженство рая,Но скоро мысль ему пришла о Мае. Он устремил на дерево свой взорИ вдруг увидел: так ее приперТам Дамиан, что молвить неприлично.Он издал крик отчаяния зычный,Как мать кричит, чей сын навек уснул:«Сюда, сюда, на помощь, караул!Ты что там делаешь, я знать желаю!Да что же это, дева пресвятая?» На это Мая молвила в ответ:«Сэр, выдержки у вас, я вижу, нет.Мне рассказали, — я не лгу, ей-ей! —Что, коль хочу вернуть вам свет очей,На дереве вступить в борьбу мне надоС мужчиною, и я была так рада,Что мне устроить это удалось». «Ты вздор молоть, — ответил рыцарь, — брось!Ведь собственными видел я глазами,Какая шла борьба там между вами.Позор вам!» Мая же ему в ответ: «Так, значит, в этом средстве прока нет,Увы, вполне мне ясно, в самом деле,Что вы, о господин мой, не прозрели.Густая мгла вам застилает взор». «Да нет же, — крикнул Януарий, — вздор!Вполне прозрел я и, тебе на срам,Заметил, чем вы занимались там». На это Мая: «Сударь, вы больны.Не знаю за собой иной вины,Опричь желанья возвратить вам зренье». «Прости, — ответил муж, придя в смущенье,—Коль я тебя обидел чем-нибудь.Спустись ко мне и обо всем забудь.Но мне казалось, что я вижу ясно,Как Дамиан к груди твоей прекраснойСклонился, вверх задрав рубашку». — «Ах,—Вздохнула Мая, — мгла у вас в глазах.Как человек, проснувшийся недавно,Предметы видит не совсем исправно,—Всегда пройти какой-то должен срок,Чтоб он отчетливо их видеть мог,—Так точно и слепой, который зреньеОбрел внезапно, в первое мгновеньеПредметы видит как бы сквозь туман,Ему еще грозит самообман;Не раньше он, как через день-другой,Проститься может с прежней слепотой.Не забывайте, сударь, ради бога,Что на земле таких людей премного,Которым кажется не то, что есть.Им в заблужденье долго ли забресть?».Развесил старый Януарий уши,И только соскочила Мая с груши,Он стал ее с восторгом целовать,Живот ей гладить, всячески ласкать;Потом пошел с ней вместе во дворец.Тут длинной повести моей конец.Здоровья и веселья вам желаю,—Храни нас бог и дева пресвятая.