Она бы умереть сочла за благо.
Просить тотчас же стали, ради Бога,
Прогулку вместе с ними предпринять,
Чтоб мрачные все мысли разогнать.
Она сочла, что возражать не след,
Над самым морем замок их стоял,
И Доригена вдоль прибрежных скал
В кругу друзей бродила взад-вперед,
Глядя на то, как над пучиной вод
Одни к земле, другие от земли.
И вот суда, что бороздили море,
В ней бередили боль. «О горе, горе! —
Она вздыхала — Где же мой супруг?
Порою же, в раздумье погрузясь
И с волн вспененных не спуская глаз,
Она сидела. Вид опасных скал
Ее внезапно страхом потрясал;
Она бессильно никла головой
И с ужасом шептала, мутный взор
Вперив в обманчивый морской простор:
«О Вечный Боже, — Ты, что над вселенной653
Ты создал лишь благое, говорят.
Но этих черных скал унылый ряд,
Что кажется зловещим привиденьем,
А не благого Господа твореньем,
Наперекор и сердцу и уму?
Ни человек, ни зверь от века тут
Найти прокорм не могут и приют.
К чему нужны, о Боже, скалы эти?
Людских немало сотен тысяч тел
Их острый гребень погубить успел,
Меж тем не человек ли, о Творец,
Прекраснейший творения венец,
Превыше всех. Так чем же объяснить,
Что Ты, к погибели людей стремясь,
Такие средства создал против нас?
Ах, знаю я, — ученые найдут
Отлично все. Я с ними не согласна.
Тебя, благой Господь, молю я страстно:
Ты, ветрам указующий пути,
Мне моего супруга возврати.
Ты, Боже, сделай так, чтоб черный ад
Все эти скалы поглотил навеки».
И льются слез ее горячих реки.
Тут поняли друзья, что берег моря
И стали уводить ее к ручьям,
К источникам, с ней появляться там,
Где пляской забавлялись иль игрой
За шахматной или другой доской.654
Они пошли, куда заране взят
Яств и напитков разных был запас,
С тем чтоб домой вернуться в поздний час,
Наполнив день веселою игрой.
И юный май раскрасил нежно сад655
Своим дождем, несущим аромат.
Людскими же руками так прелестно
Сад разукрашен был, что на небесный
С ним не сравнился б ни один земной.
Так свеж он был и так благоухал,
Что у любого, кто в него вступал,
На сердце легче делалось мгновенно.
Тоской, которой исцеленья нет.
И вот, когда окончился обед,
Все танцевать под звуки песен стали;
Лишь Доригена, полная печали,
И думала: «Где милый мой супруг?»
Но ей, смирившись, надо было ждать
И боль души надеждой облегчать.
Среди танцующих пред ней мужчин
Что, яркой платья пестротой блистая,
Затмил, сказал бы ты, все краски мая.
Он так отлично пел и танцевал,
Что тут соперников себе не знал.
Из наилучших лучшим был под стать.
Отважен, доблестен, богат, умен —
Любовью общей пользовался он.
Вам нужно знать еще, что сей юнец,
По имени Аврелий,657 к Доригене —
Она не ведала его мучений —
Любовью года два уже пылал,
Но тщательно любовь свою скрывал.
И пил из кубка яд тоски своей.
Отчаяньем томимый, но немой,
Он только в песнях выдавал порой
Свою тоску, — в них говорил, что им
И этой темой наполнял Аврелий
Ряд песенок, элегий и ронделей;658
Скрывать, мол, должен он свою беду
И мучиться, как фурия в аду;659
Он принужден под грузом тайны пасть.
Таким лишь способом решался он
Сказать, как безнадежно он влюблен.
Во время танцев лишь, когда девицы
Он ей в лицо заглядывал порой
С безмолвной и загадочной мольбой,
Которую она не понимала.
И вот теперь, когда смеркаться стало,
С ним будучи знакома с давних пор,
Его привыкла уважать она,
Была к нему доверия полна.
И разговор их так повел Аврелий,
«Сударыня, — сказал он, — если б вас
Порадовало это, в день и час,
Когда отплыл отсюда Арвираг,
Отплыл бы на чужбину я, и так,
Напрасен, вижу, пыл душевный мой.
Одна лишь мука за любовь мне плата.
О, смилуйтесь! Как лезвием булата,
Меня убить вы властны иль спасти.
Не буду больше тратить лишних слов,
Ваш приговор я выслушать готов».
Она его спросила: «Неужели
У вас такие помыслы, Аврелий?
Теперь все стало ясно мне, — о да!
Но Господом клянусь, Творцом вселенной,
Что никогда блудницею презренной
Не сделаюсь. Останусь я верна
Вот окончательный мой вам ответ».
Но тут, за этими словами вслед,
Сказала в шутку: «Если в самом деле