Кентерберийские рассказы

Обе эти столь несхожие между собой части скрепляет уже знакомая ранее тема рыцарского благородства — gentilesse, которая в первой трактуется в аспекте рыцарского ритуала, а во второй — в психологическом плане как нарушение законов этого благородства. В целом, по справедливому мнению Хелен Купер, возникает несколько странное ощущение, что Чосер как будто бы соединил главу из романа Жюля Верна с главой из книги Генри Джеймса.1702

Как заметили многие комментаторы, жанр рыцарского романа очень хорошо подходит Сквайру как рассказчику. И его, как и его отца Рыцаря, тоже интересует рыцарский церемониал и куртуазное вежество, но в отличие от Рыцаря, внимание Сквайра, насколько можно судить по началу его рассказа, сосредоточено не на морально-философском смысле повествования, а на его сказочно-фантастическом компоненте. Такая смена акцентов была в духе времени, поскольку фантастика тогда все больше проникала в рыцарский роман, готовя почву для появления в следующих столетиях ренессансных поэм, типа «Влюбленного Роланда» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто или «Королевы фей» Спенсера. Однако в отличие от Сквайра, сам Чосер, судя по его комментарию, воспринимает сказочно-фантастические детали рассказа с присущей ему долей скептической иронии:

Так гром, туман,
Прибой, сеть паутинок средь полян
Нас лишь тогда ввергают в изумленье,
Когда не знаем мы причин явленья.

В «Рассказе Сквайра» Чосер уделил гораздо больше внимания, чем во многих других историях, процессу сочинительства. Сквайр здесь постоянно останавливается на том, как он рассказывает свою историю. То он говорит о своем неумении описать событие должным образом, то ссылается либо на недостаток мастерства, либо на невозможность превзойти уже умерших поэтов:

Тут нужен ритор опытный, — лишь он,
В искусство красноречья посвящен,
Сумел бы описать такое диво
Внушительно и вместе с тем правдиво.
Такого у меня таланта нет.

Сторонники драматической интерпретации книги, читающие рассказы как монологи соответствующих персонажей, видят здесь бесспорную связь с «Общим Прологом», где Сквайр, единственный из всех паломников, изображен как начинающий поэт, который умеет «изрядно складывать» песни. Отсюда следует, что как поэт Сквайр и должен был особенно тщательно заботиться о манере изложения своей истории. Но есть и другая точка зрения. Ее сторонники утверждают, что в тексте рассказа уж слишком много таких отступлений, да и сам рассказ явно проигрывает в художественном отношении по сравнению с большинством других историй книги. Возможно, однако, что этот «проигрыш» входил в намерение Чосера, который таким образом спародировал риторику популярных рыцарских романов, а заодно и посмеялся над неумелым рассказчиком. Если это так, то тогда поэт мог намеренно оборвать сюжет там, где он кончается в рукописях — сказанного, мол, достаточно и писать продолжение не имеет смысла.1703

Ответить на эти гипотезы что-либо определенное трудно. Нам просто не на что опереться. Может, однако, показаться, что звучащая в эпилоге высокая похвала Франклина только что услышанному рассказу, сказанная то ли всерьез, то ли из вежливости, чтобы остановить Сквайра, не обидев его, слышится вовремя. Но это, разумеется, сугубо современный взгляд — в прошлом «Рассказ Сквайра» не раз привлекал к себе известных писателей именно своей незавершенностью. Среди поэтов, пытавшихся его закончить, был даже сам Эдмунд Спенсер.

Тема благородства, осмысленная Сквайром чисто внешне, в декоративном плане рыцарского ритуала, — главная и в «Рассказе Франклина», где, однако, она повернута в психологическом ракурсе, определив собой поведение героев и предрешив счастливую развязку. Некоторые исследователи середины XX в. объясняли особое внимание Франклина к вопросам куртуазного этикета его низким социальным положением — глядя на далекую от него жизнь аристократов со стороны, он якобы стремится подобным образом приобщиться к ней.1704 Это не совсем так, поскольку франклины в XIV в. принадлежали к низшим слоям аристократии и знали о ее жизни из первых рук, что, возможно, делало их особо чувствительными к разного рода социальным градациям и тонкостям поведения в высшем обществе.

Сам Франклин очень точно определил жанр своего рассказа. Это бретонское лэ, т.е. относительно небольшой рассказ в стихах, сюжет которого обычно опирался на бретонские (кельтские) предания и мог совпадать с сюжетными ходами рыцарских романов «бретонского цикла». Недаром же ученые иногда называют лэ мини-романом. Для возникших во Франции и имевших хождение в Англии в XII-XIII вв. лэ был характерен интерес к рыцарским нравам, тонко разработанной любовной коллизии, которая могла включать в себя куртуазные отношения, внимание к внутренней жизни персонажей и к чудесному, в том числе колдовству.