Кентерберийские рассказы

Мне, бесталанной,
К лицу ли честь, которой равной нет?
Но то, что любо вам, и мне желанно.
Даю обет вам ныне — постоянно
Послушной быть и в мыслях и в делах,
Отбросив даже перед смертью страх.

Таким образом, с самого начала героиня воспринимает послушание мужу как некий религиозный долг, который отодвигает все иные ценности на второй план, побеждая самый страх смерти. Недаром же некоторые критики даже усматривают в реплике Гризельды скрытую аллюзию на слова Девы Марии, обращенные к Архангелу Гавриилу: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лука, 1: 38).1688

После свадьбы Гризельда становится идеальной женой, которую любят и почитают все подданные края, а через год у нее рождается дочь. Только после этого, уже в третьей части, Вальтер начинает жестоко испытывать жену. Сославшись на мнимое недовольство придворных низким происхождением Гризельды, Вальтер отбирает у нее дочь, которую он якобы обрекает на смерть. Подавив душевное волнение, Гризельда беспрекословно подчиняется мужу. В момент прощания с дочерью она вручает ее душу Христу:

Прощай навек, мой ангелок прелестный!
Я осенила грудь твою крестом,
Чтоб взял тебя к себе Отец небесный,
Который изнемог от муки крестной.
Твою вручаю душу я Ему —
Сегодня в вечную ты канешь тьму.

Вспомним, что и Констанца в «Рассказе Юриста» подобным образом молилась Богу. Однако Гризельда молится здесь не за себя, но за свою дочь, и ее молитва, как указали исследователи, на этот раз как бы повторяет слова Богородицы из народных стихотворений, где Она пела колыбельную Своему новорожденному Сыну, в то же время скорбя о Его грядущих страстях.1689 Такого рода аллюзии будут возникать и дальше. Они придают особую остроту страданиям героини рассказа, но при этом, однако, не превращают сам рассказ в религиозную аллегорию и не дают никакого повода отождествить Гризельду с Девой Марией или добровольно принявшим страдания Христом.

Однако Вальтеру первого испытания мало. В следующей, четвертой части рассказа он забирает у Гризельды ее новорожденного сына, и она снова покорно подчиняется воле мужа. И, наконец, в пятой части Вальтер, якобы добившийся развода у римского папы, изгоняет героиню из дворца, объявив ей, что собирается взять другую жену. Гризельда снова беспрекословно выполняет и этот приказ. А затем в шестой части Вальтер возвращает героиню обратно, велев ей подготовить все для свадебного торжества. И лишь в последний момент он открывает Гризельде, что его мнимая невеста — ее собственная дочь, которую тайно воспитала сестра маркграфа.

«Моя Гризельда, — молвил он, — довольно!
Ты чашу горя выпила до дна.
Достаточно тебя терзал я больно;
Подобных мук из женщин ни одна
Не испытала. Милая жена!
Какой ты клад, отныне буду знать я».
И он Гризельду заключил в объятья.

Такой счастливый конец вызвал сомнение у многих критиков XX столетия. Уж слишком бесчеловечными и незаслуженными были жертвы, на которые Вальтер обрек жену, и слишком терпеливым, по крайней мере, с современной точки зрения было и ее отношение, где преданность и беспрекословное подчинение мужу перевесили любовь к детям. Однако читатели XIV в., возможно, воспринимали все это по-другому. Пытаясь объяснить их реакцию и разрешить возникшие сомнения, исследователи предложили несколько вариантов трактовки рассказа.

В середине прошлого века наиболее популярной была интерпретация, обоснованная Китреджем, согласно которой «Рассказ Студента» был своеобразным ответом женщине из Бата, органично вписываясь в развернувшуюся среди паломников дискуссию о браке. Если строптивая Алисон всячески стремилась подчинить мужей своей власти, то Гризельда являла собой обратный пример абсолютной покорности воле мужа, что в гораздо большей мере соответствовало средневековым взглядам на семейные отношения. Но уже сам Студент в конце своей истории отверг такую интерпретацию, сказав:

Не для того, чтоб жены подражали
Моей Гризельде, дан о ней рассказ.
В смиренье с ней сравнится ль кто? Едва ли.
Нет, для того, чтобы любой из нас
Был столь же стоек в испытанья час,
Как и Гризельда, рассказал так ярко
И так возвышенно о ней Петрарка.