Кейдж

А вот дверь никуда не годилась. Гауптштурмфюрер зашел без ключа, но не это скверно. Отмычка времени требует, а вышибить с одного удара можно.

Tiho, tiho…

— Не думал, что это так романтично, Анна! Одно плохо — не высплюсь.

— Да, очень романтично, Марек. И мы не выспимся. Кстати, по-моему, мотор, остановились на улице… И ради бога, ничего не делайте без приказа. Вообразите себя простыней… Все, молчок! Идут!..

Tiho, tiho… Melko, melko polnoch' bryznula…

Ди-и-инг! Дзи-и-инь!

Вдребезги окно! Черный автоматный ствол.

— Saperlipopette! Не двигаться!..

Темный силуэт не влез, просочился, мягко спрыгнув на пол. И почти сразу обиженным скрипом отозвался замок. Мухоловка выдохнула, готовясь к прыжку. Колченогую пришли брать?

— Бей!

Шарик не увидела, но то, что в лоб — не усомнилась. А потом ударила сама, от души, насквозь. Перехватив тяжелый М1928, навела на дверь, опустилась на колено. Рядом завозился незваный гость (крепок!), и Мухоловка ударила снова. Выживет — его счастье.

Дверь отворилась.

— Стреляю, — предупредила она, поднимая «Томми-ган». По-немецки, но поняла это не сразу.

— Пожалуйста, не убивайте Жожо, — отозвался женский голос. — Он не виноват, это я придумала.

Немецкий у той, что вошла, совсем другой, не мягкий южный, а звонкий «хох». И тут же — непрошеным эхом — откликнулся невидимый в темноте капитан.

— Ильза?! Это ты?

— Господи! Марек…

* * *

Povorachivali dula
V sinem holode shtykov,
I zvezda na nas vzgljanula
Iz-za dymnyh oblakov.

Языка не знала, но на память не жаловалась. Подхватила с лету и теперь повторяла, неслышно, сквозь сжатые губы. Больше ни на что не решилась. Марек сидел за столом, недвижный, страшный — не подойти. Закурил, сделал пару затяжек, затем долго гасил сигарету…

О чем они говорили с женой (Змеей!), Анна так и не узнала — занята была. Сначала отливала водой Жожо, ставила на ватные ноги, потом оттаскивала вниз по ступенькам. Отдыхала, ругалась шепотом — и волокла дальше. Затем вспомнила о «Томми-гане». Пришлось возвращаться, цепляясь за перила, выщелкивать патроны, а спустившись, наконец, навьючивать автомат на слабо дышавшего, но все-таки живого апаша.

— Извини, дочка, — булькнул тот на прощание. — Криво вышло, самому стыдно.

Nashi koni shli ponuro,
Slabo chuja povoda.
Ja skazal emu: — Merkurij
Nazyvaetsja zvezda.

А Марек с женой ушли в ее комнату, где станок и зеркало. Подслушивать не хотелось, и Мухоловка присела прямо на ступеньки подъездной лестницы. Винила себя — не досмотрела, слабину дала. Понравился, что греха таить, парень, вот и не стала лезть в подноготную. Сочинил Ганс Христиан Андерсен сказку про Кая и Герду, но не обо всем поведал, не предупредил. И обернулась Снежная Королева — Змеей из кабаре «Paradis Latin». А не грех было и прежде задуматься. «С мамой… Как в тюрьме» — сказала Герда. Узнать бы сразу, что за змеюка такая дочь бросила!

Вначале думалось, не так все и плохо. Богемные страсти, пошумят да утихнут! «Тарантелла и Апаш, Нож и Паук» — чем не номер для кабаре? Может, и хорошо, что Змея не чужая, все-таки без крови решилось. Но потом вспомнила — Герда! Парень знал, кто пытался похитить малявку. Знал — и молчал! Значит, либо брат-гауптштурмфюрер, либо…

Pered boem bol'no tusklo
Svet svoj sinij zvezdy l'jut…
I sprosil on:
— A po-russki
Kak Merkurija zovut?

Марек никогда не думал, что снова сможет слушать вальс. «Кружатся листья в тихой аллее, расстилая ковер тоски…» «Осенний сон»!..

А потом хлопнула дверь. Ильза-Змея уползла молча, постояв пару секунд рядом. То ли заговорить не осмелилась, то ли просто запоминала, чтобы потом (в следующий раз!) не спутать. Анна же и головы не повернула. Знала — красивая, очень красивая…

Вышел Марек, присел к столу.

Noch' zvenela stremenami,
Volochilis' povoda,
I Merkurij plyl nad nami,
Inostrannaja zvezda.

* * *

— Гертруду… Герду больше не тронут. Ильза очень испугалась, кто-то пригрозил убить девочку. Послала за ней свою охрану, а получилось еще хуже. Она считает, виноват Гандрий… Харальд Пейпер! Но если это правда, виновен не брат, я сам!..

— Ничего не говори, мой Марек. И ни о чем не думай, хотя бы до утра…

Прошептала, простилась с собою-прежней — и в пропасть. Поцеловать не решилась, прижалась лицом к лицу, до дрожи в пальцах боясь сделать последний безвозвратный шаг. Молчала, врезая ногти в ладони, кусала губы, а потом и вовсе перестала дышать. Tiho, tiho… И ахнула, когда мир внезапно исчез, распавшись на разноцветные огни.

Глава 9. Аргентина, красное вино