Каждый час ранит, последний убивает

Но это он! Здесь, в нескольких метрах от меня. Я понимаю, что его освободили из тюрьмы и что Грег за ним ездил. Теперь я знаю, почему эта сволочь меня тут заперла. Чтобы Изри не увидел меня.

Но я могу его слышать.

Я думала, что все знаю о людской жестокости и испорченности. Как я ошибалась.

Я стараюсь двинуть рукой или ногой, пытаюсь кричать. Я верчусь во все стороны в сумасшедшей надежде, вдруг получится высвободиться. Но Грег привязал меня как надо, и я даже пальцем не в состоянии пошевелить. Не могу издать ни звука.

Без движения, без сил, без оружия.

Мужчина, которого я люблю, здесь, рядом со мной. А я надеялась, что он придет и спасет меня…

И вот он пришел, а я даже не имею возможности дать ему знать, что я тоже здесь, рядом.

Меня душат слезы. Я должна слушать, как Грег поливает меня грязью.

– Я бы в жизни не поверил, что Тама так с тобой поступит, – продолжает Грег. – Я думал, она тебя любит, блин!

– Я тоже так думал…

В этот момент приходит Тармони, и я прошу Грега оставить нас наедине. Я прекрасно вижу, что это его огорчает, но достаточно одного моего взгляда, и он послушно уходит.

– Я нашел для тебя идеальное укрытие, – тихо говорит адвокат.

Он протягивает мне обрывок листка с адресом.

– Как ты и хотел… Место на отшибе, примерно два часа от Монпелье.

– Отлично, – благодарю я. – Спасибо. Кто еще в курсе?

– Только ты и я. Больше никто. Я снял дом у одного местного под чужим именем. На шесть месяцев дом твой. Нужно торопиться.

– Мне надо кое-что сделать до отъезда. Буду там завтра вечером. Ты нашел мне тачку?

– У ворот стоит. Пошли…

Мы выходим на улицу, и я вижу черный «мерседес». Именно то, что я хотел. Мощная, компактная и незаметная машина.

– Нравится?

– Отлично, – киваю я.

– В багажнике лежат два телефона. Естественно, их никто не отследит.

Мы возвращаемся во двор, я закрываю глаза. Снова это странное чувство, что Тама здесь, рядом. Забуду ли я ее когда-нибудь?

Может быть, забуду, когда убью.

К нам присоединяется Грег, он все еще дуется, что ему пришлось уйти, пока мы беседовали. Мне все равно. Тармони допивает пиво и вызывает такси. Когда он уезжает, Грег впадает в задумчивость:

– Хороший адвокат этот Тармони…

– Самый лучший, – говорю я.

Мне кажется, что у меня лопнет голова. Я, наверное, вывихнула руку, пока крутилась. Вся левая сторона тела ужасно болит. Но физическая боль ничто в сравнении с болью душевной.

Из, умоляю, не оставляй меня в лапах этого извращенца!

– Твоя мать звонила, спрашивала, как ты, – произносит Грег. – Волновалась.

Тут я наконец улыбаюсь. Зло улыбаюсь.

– Честно! – продолжает Грег. – Она переживала, что ты за решеткой!

– Наверно, поэтому ни разу и не пришла! – говорю я, открывая еще одну банку.

– Как ты думаешь, почему Тама вас сдала? Планировала убежать с тем козлом?

Грег снова возвращается к этой теме, бьет в больное место. Самое больное место. Как будто ему нравится меня мучить.

– Может быть. Но какая разница почему. Она меня предала, изменила. И заплатит за это своей жизнью.

Каждое слово Изри – как нож в сердце. Каждое слово ранит меня все больше.

У меня текут и текут слезы, я уже не могу дышать.

Изри меня ненавидит.

Изри хочет меня убить.

100

Когда Тайри проснулась ближе к вечеру, то сразу стала искать глазами Габриэля. При слабом свете прикроватной лампы она разглядела его в кресле.

– Долго я спала?

– Несколько часов, – ответил он. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю… По крайней мере, спокойнее. В голове меньше бардака!

– Тем лучше.

Некоторое время она молчала, находясь в плену нового потока образов.

– Я была маленькой, когда приехала во Францию, – сказала она.

– Где ты родилась?

– В Марокко. Это я помню.

– Ты приехала с родителями?

– Нет. С женщиной…

– Какой женщиной?

Она не ответила, словно вспоминать об этом было слишком тяжело. Габриэль решил не торопить и дать ей выговориться.

– Ее звали Межда.

– Она была из твоей семьи?

– Нет! Она… Она меня купила.

– «Купила»? – повторил Габриэль.

– Дала денег моему отцу! Мы сели в самолет и… помню, что мы обе прилетели в Париж. Потом я… Не знаю. В какой-то комнатке, кажется. На полу плитка, раковина… Слышу, как Межда кричит на меня! Так сильно кричит…

Тайри снова погрузилась в свое прошлое, морщина на лбу, глаза закрыты. Похоже, это было ужасное испытание, и Габриэль почувствовал, как трещина прошла сквозь его сердце, выкованное из гранита Севеннских гор. Он встал и подошел к кровати:

– Я зажгу огонь в камине.

– Ты вернешься потом?

Она впервые обратилась к Габриэлю на «ты», вызвав в нем странное чувство.

Казалось, ее пугала сама мысль, что он может бросить ее, отчего в нем снова шевельнулось то же странное чувство.

Рассчитывать на кого-то. Как давно с ним этого не было.

– Я вернусь сразу же, – успокоил он ее.

Покинув комнату, Габриэль обнаружил, что рядом с камином закончились дрова. Он натянул куртку и вышел на улицу, Софокл за ним. Габриэль обогнул дом, спустился в подвал, где хранил дрова. Он закидывал поленья в большой ящик, когда вдруг наверху зарычал пес.