Вот только он совсем не спешил с этим.
Секрет, выданный ему Оумом, и рассказ, которым его угостил, были до безумия невероятными. Но места, что вор посетил на севере благодаря указаниям древнего божка, подтверждали, казалось, каждое его слово. Могилы, кладбища, рисунки на скалах и надписи на давно позабытых языках. Кости. Все это раскрывало историю столь паршивую и мерзкую, что Альтсин прекрасно понимал, отчего ее скрывали. Отчего в интересах не только Бессмертных, но и людей было вычеркнуть ее, уничтожить и переписать историю мира сызнова.
Главный вопрос звучал так: зачем Оум поделился с ним этим знанием и указал на доказательства его истинности?
Потому что он устал — отвечал вор сам себе. Потому что он умирает и знает, что, когда отдаст концы, в мире не останется ни одного иного свидетеля тех событий — кроме наших Бессмертных. Просто хотел передать историю своего народа кому-то, кто, возможно, сохранит ее от небытия.
Кому-то, кого не удастся просто так зарезать в темном переулке, кто умеет скрываться и убегать, а когда потребуется — то и защищаться даже от нападения бога.
Но очередные вопросы были куда важнее: отыщет ли в этом строении Альтсин окончательное подтверждение того, о чем он уже догадывался на основании найденных следов и воспоминаний Кулака Битвы? И действительно ли он желает открыть эту истину до самого конца? Пойти дорогой, которую запланировал для него Оум?
«Я должен обнажить правду и сделаться твоей книгой памяти, ты, одеревеневший сукин сын? О тех, кто никогда не родился? Записью их мертвых снов и мечтаний?»
К Альтсину приблизился рыжий лейтенант и сел рядом.
— Ты нашел вход?
— Он у меня за спиной.
Офицер глянул на стену и вопросительно приподнял бровь.
— Дверь, — пояснил вор. — Она заросла деревом, но должна быть именно здесь. Кроме того — просто послушай. — Он снова ударил в дерево рядом с собой — и футом дальше. — Пустое пространство.
Звук отличался лишь чуть-чуть. Но — отличался.
— Прислать людей с топорами или ты выжжешь дыру сам?
Вот это по-настоящему нравилось вору в лив-Даравите. Никакой фигни и удивления, сразу предложение конкретных действий.
— Дай мне еще минутку отдыха. После того, что случилось под палубой…
Он замолчал на полуслове. Мир сгибался и колыхался вокруг него, кружился, небо на миг поменялось местами с водой, они будто плыли вверх ногами, а он пытался ногтями вцепиться в дерево, чтобы не провалиться в синюю бездну. А потом реальность кувыркнулась: раз, другой, третий…
Он услышал крик.
Дикий, прошитый таким гневом, что у него почти отобрало дыхание. Окажись он въяве напротив орущего так существа, первым его желанием было бы броситься наутек — лишь бы подальше от безумного вопля. Волны крика пульсировали раз за разом, возмущая Силу и приводя к тому, что все вокруг словно содрогалось.
Кое-кто из людей тоже это почувствовал. Рыжий лейтенант скривился и принялся покашливать, стоящий неподалеку десятник, низкий, но широкий, как шкаф, тряхнул головой и осмотрелся вокруг неуверенно, а лежащий без сознания шаман содрогнулся и свалился с носилок. Два пса заскулили и попытались втиснуться между прочими животными.
А потом все вернулось на свои места.
Если можно так сказать о мире, который перекувыркнулся.
Альтсин полулежал на палубе и пытался успокоить дыхание. И сердце. И желудок. Боги, это было почти такое же чувство, как тогда, когда он пировал у сеехийского вождя, а после очнулся голым и в обществе старой Черной Ведьмы по имени Гуалара. «Почти», поскольку в этот раз его тело уже не было домом для двух разных душ, а потому не случилось толкучки, которая в тот раз едва его не уничтожила. Но все равно… каждый, кто чувствителен к Силе, любой чародей и жрец должен был это почувствовать. Что бы только что ни случилось…
А что случилось, Альтсин знал. Родился
Нет. Это знание пришло откуда-то исподволь, из глубины. Тут речь не только о появлении некоей ублюдочной сущности, которая всего лишь слепок душ. Нечто подобное не раскачало бы океан Силы таким образом.
Он почувствовал еще одну волну, что пришла с юго-востока. Нет, скорее, с востока… И еще одну, с юга… И очередную, с юго-запада… И множество меньших, единичных…
Что тут происходило? Что только что случилось?
Он знал что — вот только некая рассудительная часть его разума отказывалась принимать это знание.
Нынче был первый день конца мира.
И уже ничто не будет как раньше.
Альтсин вскочил, подошел к стене и, уперев в нее ладонь, обратился прямо к кораблю на языке Бессмертного Флота:
— Ты ведь чувствуешь, что случилось, верно? И знаешь, что это значит. Именем «Пылающей Птицы» открой — или я выжгу тебе дыру в сердце.
Точно под его ладонью появилась щель, которая со звуком трескающегося дерева превратилась в дверь.
— Пойдем, лейтенант.