Казачий спас

Суета, устроенная им с самого раннего утра пятницы, заставила верного денщика как следует попотеть. Примерив несколько костюмов и сменив полдюжины рубашек, генерал так и не смог выбрать, чувствуя себя павлином в одежде, от которой давно отвык. Наконец, разозлившись и плюнув на все условности, граф приказал подать повседневный мундир. Вычищенный и выглаженный Ахмедом мундир сел словно влитой, и генерал с облегчением перевел дух. Вот теперь все было правильно.

Ровно в пять часов пополудни граф, в последний раз оглядев себя в зеркале и смахнув незаметную пылинку с плеча, приказал подавать машину. Так как визит был сугубо частный, то и охрану он приказал не беспокоить. Достаточно было водителя и опытного во всяких делах денщика. Но именной «вальтер» на всякий случай был убран в карман. Ахмед же, сменив только сапоги и черкеску, вооружился так, словно собрался воевать.

Зная за ним такую привычку, генерал только рукой махнул. В их жизни бывало всякое, так что граф давно уже усвоил простую истину: оружия много не бывает. Услышав, что автомобиль подан, граф легко сбежал с крыльца и, привычно усевшись на заднее сиденье, скомандовал:

— Сначала в Гостиный двор, а потом на Обводный. Дом Ахмед покажет.

— Как прикажете, ваше превосходительство, — кивнул водитель и со скрежетом включил передачу.

Квартиру генерал снимал на Васильевском острове, так что спустя двадцать минут они оказались в нужном месте. Оставив денщика у дверей, граф решительно вошел в цветочный магазин Ванголлена, что на Садовой линии, и, слегка кивнув пышнотелой продавщице, сказал:

— Мне нужен букет. Но не из тех, что покупают для актрис, а такой, чтобы выразить мое отношение к хозяйке дома.

— Она из высшего общества? — тут же последовал вопрос.

— Именно.

— И отношение у вас к ней самое сердечное, — понимающе кивнула продавщица, пряча улыбку в уголках губ.

В ответ генерал только вздохнул.

— Ох, мужчины, — покачала продавщица головой. — Как воевать, так смелее львов, а как сказать что-то, так хоть святых выноси.

Продолжая тихо ворчать, она скрылась в задней комнате и спустя несколько минут появилась с роскошным букетом белых лилий.

— Вот, ваше высокопревосходительство. Лилия цветок нежный, а белый цвет означает, что ваши чувства чисты. Вам нравится?

— Я впечатлен вашей догадливостью, сударыня, — пробормотал граф, который уже начал заметно нервничать.

— Но должна предупредить, что букет этот обойдется вам в семь рублей ассигнациями. Сами понимаете, не сезон и сохранить такие цветы очень сложно.

— Не нужно оправдываться, — отмахнулся генерал, шлепнув на прилавок червонец.

Оставив продавщице чаевых целковый, он подхватил букет и поспешил к машине. Увидев цветы, Ахмед не удержался и тихо прыснул в кулак.

— Чего ржешь, конь стоялый, — огрызнулся граф, чувствуя, что начинает краснеть.

— Ай, бачка, давно тебя таким веселым не видел. Хорошо. Веселись, — с доброй улыбкой отозвался денщик.

За долгие годы, проведенные вместе, генерал давно уже перестал относиться к нему как к денщику. Скорее, горец являлся наперсником и соратником по оружию, иногда позволяющим себе высказать то, о чем другие предпочитали молчать. Именно за эту правду граф больше всего и ценил своего кунака. А еще за верность и беспорочную службу. Спиртного Ахмед не пил, в карты не играл, а с женщинами встречался, только платя им деньги.

Автомобиль свернул на набережную Обводного канала и спустя еще двадцать минут остановился у нужного подъезда. На этот раз генерал решил сделать все согласно этикету. Ахмед позвонил в дверь, и открывший слуга с поклоном посторонился, пропуская их в прихожую. Забрав фуражку и шинель, он провел гостей в гостиную и поспешил сообщить хозяйке о госте. Ахмед привычно устроился на банкетке в прихожей. Он умел ждать.

Но на этот раз все пошло совсем не так, как было привычно. Вместо хозяйки, на пороге гостиной, со стороны людской половины, словно привидение появился юный казак и, сразу узнав генерала, с улыбкой сказал:

— Вот бестолковый. Мог бы сразу понять, кто пришел.

— Это ты про кого? — на всякий случай уточнил граф.

— Про себя, конечно, — усмехнулся парень.

— А, салам, оглум, — перебил собравшегося высказаться графа Ахмед, входя в гостиную.

— Алейкум ас салам, — улыбнулся парень. — Сейчас Зоя Степановна спустится, и пойдем с тобой, уста, чай пить.

— Хорошо, — кивнул Ахмед. — Оглум, покажи свой сабля, — вдруг попросил он.

Генерал неожиданно понял, что его старый соратник волнуется. Именно в состоянии душевного волнения у него крепко усиливался акцент, и он начинал путать слоги и окончания в словах.

— Сейчас принесу, — удивленно кивнул парень и вышел.

— Ты чего, Ахметка? — удивился граф. — Зачем тебе его сабля понадобилась.

— Увидишь, бачка. Сейчас сам увидишь, — загадочно усмехнулся денщик.

Гриша вернулся с оружием и, не вынимая сабли из ножен, протянул ее горцу. Медленно, словно священнодействуя, Ахмед вытянул клинок и, рассмотрев его в свете солнца, восхищенно цокнул языком.

— Чтоб мне пусто было! — охнул генерал, сообразив, что именно видит.