Катынь. Post mortem

– Забудь, что ты когда-либо была со мной знакома! – Он был так пьян, что окончания слов расползались, не успев слететь с губ. – Забудь, что я вообще когда-либо существовал.

Ника присела на корточки рядом с ним, она хотела погладить его по голове, но он отбросил ее руку и пополз в угол, где была самая большая гора мусора из щебня, осколков и фрагментов разбитых форм для отливки. Заслоняя руками лицо, он повторял:

– Что я наделал?! Что я наделал?!

– Что случилось? – Ника склонилась над ним.

– Вот что! – Резким движением он выдернул из кармана брюк листок бумаги с печатью официального учреждения. – Прочти! «Томаш Космаля скончался в результате сердечного приступа»!

– Твой брат умер? – Ника держала в руках листок с печатью.

– Они дали мне это! – Он вырвал из рук Ники листок и продолжал беспорядочно выкрикивать одному ему понятные фразы, одновременно пиная ногами расставленные вдоль стен скульптуры. – А ведь он должен был остаться в живых! Они обещали: жизнь за жизнь! Обманули! Обвели вокруг пальца! А я дурак… – Он внезапно оборвал свой крик, как будто у него не хватало сил закончить мысль. Схватив с пола бутылку, он перевернул ее вверх дном, но из горлышка вытекло лишь несколько капель. – Ведь они сразу вынесли ему смертный приговор! А я, идиот, поверил им!

Слушая эти сумбурные выкрики, Ника пыталась понять, кого он обвиняет и в чем. Ему надо успокоиться, пусть он наконец скажет, что случилось.

– Его арестовали за организацию. – Ника прижала его плечи к стене. – Но ведь еще не было процесса.

– Процесс?! – Его лицо исказила саркастическая гримаса. – Против мертвых процесс не нужен. Для них есть смерть от сердечного приступа! А я хорошо знаю, как там умирают от сердечного приступа!

Пошатываясь, он схватил кусок доски, положил ее на спину гипсовой фигуры, представлявшей торс металлурга, и в каком-то исступлении ударил по ней несколько раз молотком. Доска подскакивала, а он в такт ударов выбрасывал из себя рваные фразы:

– Это сделал «метатель молота»! Я узнал!

– Какой метатель молота?!

– Они держат в тюрьме эсэсовца. Чемпион Европы в тяжелом весе. Это он устраивает «сердечные приступы». Доска на плечи, и бац девятикилограммовым молотом! – Его последний удар по доске развалил скульптуру пополам. – А потом родственники получают свидетельство о смерти. Как я мог поверить, что спасу брата?!

В этот момент до него словно дошло, что он сказал слишком много, а может, он подумал, что настал тот момент, когда ему следует свести счеты с самим собой. Он отколол горлышко бутылки о ребро батареи и острые, словно зубы акулы, концы стекла поднес к запястью. Ника бросилась к нему, между ними завязалась борьба: Ника понимала, что если она не найдет в себе достаточно сил, достаточно решимости, чтобы остановить его, то она потеряет его навсегда. Ника обхватила его руками, попыталась отклонить его тело назад, и тогда они вдруг оба оказались на усыпанном осколками полу, и, чтобы не дать ему вырваться, Ника прижала его своим телом, начала целовать его лицо, лоб, глаза и вдруг почувствовала, что тело его поддается, а руки обнимают ее бедра…

А потом, когда они лежали рядом друг с другом, Ника думала, что2 же именно из всего этого она запомнит. Может, этот потек на покатом перекрытии чердака? Или, может быть, она будет помнить этого паука, что спускался сейчас со стеклянного колпака белой лампы и висел на паутине прямо над их головами? А может, эту стремянку, заляпанную известкой? Но наверняка ей не захочется вспоминать ни эту пустую бутылку из-под водки с отбитым горлышком, ни эти повторяемые Юром в отчаянии слова: «Что я наделал?!»

Они лежали на запыленном, усыпанном кусками гипса полу, и Ника почему-то вовсе не думала о том, что все, что с ними произошло, должно было случиться на усеянном цветами лугу под усыпанным звездами небом. Она чувствовала, что это должно было случиться именно теперь, он должен был знать, что, когда ему тяжело справляться со своей драмой, он не один. Она гладила его по светлым коротким волосам, а он, уткнувшись лицом ей в грудь, просил у нее прощения, что все это должно было произойти совсем не так, что он хотел, чтобы это случилось в трезвом состоянии, красиво, это он все испортил, испортил, потому что он свинья и она должна в конце концов знать, что имеет дело со свиньей…

– Я сейчас тоже была немного пьяна, – пыталась оправдать его Ника, освободить от чувства вины, что это из-за него их первый раз был не таким, каким должен был быть.

Но он повторял без конца:

– Мне нельзя было с тобой этого делать… Я – свинья! Ведь ты ничего обо мне не знаешь…

Ника думала, что, может быть, его муки совести относятся не столько к ней, сколько к его брату. Томек погиб, а он здесь, с девушкой, как будто его смерть стоила лишь выпитой бутылки водки. Но во взгляде Юра было что-то другое, он как будто хотел именно у нее вымолить прощение за что-то.