Катынь. Post mortem

– Приняли! – Этим восклицанием Анна встретила вошедшую Нику, которая была одета в белую блузку и синюю плиссированную юбку. Волосы Ники были собраны на затылке.

– Ты что-нибудь узнала?

– Что он жив! – Анна давно не была в таком волнении. – Когда получит передачу, будет, по крайней мере, знать, что он не один.

– У каждого сегодня свой большой день, – сказала Ника, и только сейчас до Анны дошло, что ведь у дочери сегодня был устный экзамен по польскому языку.

– О боже! – Анна вскочила и прижала Нику к себе. – Я думала, что успею прийти к школе.

Она хотела извиниться, все объяснить, расспросить обо всем, но именно в этот момент явился Юр с букетом тюльпанов. И именно ему Ника предпочла рассказать все подробности сегодняшнего экзамена. Анна недоумевала, неужели это очередная демонстрация против нее? Может быть, Ника хотела таким образом дать матери понять, что, вовлекая Ярослава в свои лабиринты, в которых она искала правду о прошлом, она в каком-то смысле вынесла ему приговор?

Оставшись одна, Анна подошла к шкафу, вытащила рукав мундира Анджея и прижалась к нему щекой…

61

Ника ждала, что он придет к школе в тот день, когда ей вручали аттестат. Но его там не было. Может быть, его задержали на занятиях?

Она думала, что он явится потом к ним домой. Он не мог не прийти, ведь они обещали друг другу, что в день получения ею аттестата они отправятся вместе в кафе Новорольского и будут есть мороженое, а потом он поведет ее в дом к тетке Михалине и покажет свою картину маслом, на которой Ника представлена в образе полевого ангела. Да, полевого, ибо на картине она ступает по майскому лугу, а вернее, плывет по воздуху, а облака за ее спиной выглядят так, словно это ангельские крылья. Эта картина должна была стать наградой для нее за сданный экзамен на аттестат зрелости. Он так прекрасно описывал ее, как она должна выглядеть в виде полевого ангела, что не раз, засыпая, Ника представляла себе этот луг и себя в виде парящего над лугом ангела, легкого, словно пух одуванчика…

Что могло случиться, если Юр не появился у школы, не стал искать ее дома? А может, его арестовали? Может, он снова что-то там натворил, как три дня тому назад? Они шли, держась за руки, по улице Шевской. Перед ними расклейщик наклеивал на стену плакаты, призывавшие народ, во имя единства, сказать на референдуме «ТРИ РАЗА ДА». Двое милиционеров стояли в воротах, занятые разговором с дворником.

Юр едва слышно бросил ей:

– Готовься бежать, – и, проходя мимо расклейщика плакатов, как будто бы случайно зацепил ногой ведро с клеем, одновременно срывая только что приклеенный плакат. Милиционеры бросились в их сторону. Юр схватил Нику за руку и потянул за собой. Они бежали как тогда, когда впервые шли вместе по Кракову и возле мясного магазина Юр спровоцировал милиционеров замечанием о свином рыле…

Он мог сотворить еще какую-нибудь глупость. А что, если он арестован? Иначе они наверняка пошли бы вместе смотреть его полевого ангела…

Ника решила сама его поискать. В академии она проскользнула в зал, где проходили занятия по скульптуре. Ее заметил приятель Юра.

– Его нет? – спросила шепотом Ника.

– Он там. – Приятель показал пальцем в потолок. – Заперся на чердаке с рухлядью. С ним что-то происходит со вчерашнего вечера.

Ника застала Юра сидящим на полу в расстегнутой рубашке. Он сидел прислонившись спиной к стене в студии, превращенной в склад и заваленной вынесенными сюда неудачными скульптурами рабочих, головами цезарей и фигурками Богоматери из глины и гипса. Пол был усыпан щебнем, осколками гипса, повсюду стояли посудины с засохшим гипсом. В руке у Юра был зажат молоток скульптора, которым он тупо, но изо всех сил лупил по гипсовой голове солдата в шлеме, зажатую между коленями. Осколки гипса летели ему прямо в лицо. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки. При каждом ударе молотка Юр повторял рефреном три слова:

– Что я наделал?! Что я наделал?!

Ника стояла в дверях, застигнутая врасплох его видом: единственная живая душа на кладбище гипсовых фигур:

– Я ждала тебя.

Юр посмотрел на нее остекленелым взглядом, затем отбросил в сторону гипсовую голову солдата и, скорчившись на полу, смотрел на Нику, как побитый щенок.