Каторжанин

— Ма-а-алчать! Что вы себе позволяете? Боевые действия закончены! Вы нарушаете приказ генерал-губернатора Ляпунова о полной капитуляции!

Толстяк за стойкой под шумок попытался слинять через боковую дверцу, но схлопотал по морде прикладом от одного из ополченцев и тихо скуля забился под стойку.

Я поощрительно улыбнулся, после чего подошёл к брюнету, ухватил его за воротник чёрного чиновничьего сюртука и прямо через стол притянул к себе.

— Что ты сказал, сучий потрох?

— Вы… вы… приказ… нарушать… — постукивая зубами и отчаянно заикаясь, замямлил чиновник.

— Назовись, живо.

— Коллежский а-асессор… М-маслов…

— Ты слышал, что я сказал, коллежский асессор Маслов?

— Н-нет — просипел чиновник, но тут же признался. — Д-да…

— Ну вот, а я думал глухой… — я вытащил его из-за стола, отволок в угол, одним движением перерезал глотку от уха до уха, после чего небрежно оттолкнул от себя.

— Хр-ы-ы-ыхр… — жалобно хрюкнув, Маслов упал на колени, зажал ладонью гортань и медленно повалился набок.

В зале мерзко завоняло дерьмом и кровью, девицы истошно взвыли, но через мгновение опять замолчали. Один из русских, бородатый тучный мужик, в полковничьем мундире начал громко икать. Второй — беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу. Остальные подавленно молчали. Японцы внешне всё ещё оставались бесстрастными.

— Разоружить и всех мордой в пол, — спокойно приказал я. — И наших тоже.

— Так-так… — в зале появился Стерлигов, обвёл русских тяжёлым взглядом и иронично протянул. — Кого я вижу? Господин Зальца, вы ли это? О! Господин Домницкий? Мнится мне, что здесь попахивает изменой…

— Чуть позже, Борис Львович… — шепнул я ему.

Неожиданно, наверху послышался шум и топот, а через несколько минут солдаты сволокли вниз двух связанных порванными простынями японцев в исподнем, одного помоложе и второго, сухого и подтянутого, гораздо старше возрастом, с узкими щегольскими усиками на лице с резкими азиатскими чертами. У этого голова была сильно разбита, а на нательной рубахе расплывалось большое пятно крови.

— Мальца нашего срубил… — Серьга тряханул пожилого за шиворот и показал мне саблю с богатым эфесом. — Совсем срубил. Сунулся Фролка поперек батьки… Ещё Алехина посек, но несильно. Ну, мы его в штыки и приклады взяли. Больше никого наверху нет, кроме бляди одной. Её сгоряча тоже приложили, валяется…

Я зло стиснул зубы. Вот и первые потери. Жалко парнишку… но уже ничего не сделаешь, остаётся только поквитаться с лихвой.

— Хорошо, теперь займись наблюдением за улицей, кто появится, сразу доклад, — отдав приказ унтеру, я шагнул к японцам. — Кто понимает русский язык?

Ни один из офицеров не ответил, но все русские красноречиво разом посмотрели на японцев.

А полный чиновник в мундире судебного ведомства услужливо подсказал.

— Двое, вон тот… молодой в очках и тот, худой… лейтенант вроде…

— Поднять, — я показал на лейтенанта, дождался пока его поставят на ноги, после чего задал вопрос. — Представьтесь…

Тот нехотя ответил:

— Лейтенант Мацуи Таэда.

Я глянул ему в глаза и лениво процедил:

— Правила простые, отказ отвечать — долгая мучительная смерть, согласие — жизнь.

Тот криво усмехнулся и коротко, в тон мне, ответил:

— Первое.

— Как угодно… — я приобнял его левой рукой, правой всадил нож в пах, рванул кверху, вспарывая живот и оттолкнул от себя.

Сипло втягивая в себя воздух, японец повалился на пол. Я жестом приказал ополченцам оттащить его в сторону и показал на прапорщика в очках с тонкой золотой оправой.

— Теперь этого.

Японец покосился на судорожно сучившего ногами лейтенанта. По его красивому лицу с почти европейскими чертами, крупными каплями скатывался пот.

— Условия понятны? — вежливо поинтересовался я у него. — Ответите на мои вопросы и вас не расстреляют.

Прапорщик бросил красноречивый взгляд на остальных офицеров.

Я всё понял и приказал отвести его в подсобку.

— Итак, для начала меня интересует сколько в Тымово постов и патрулей, их маршруты, а также количество и расположение японских солдат в посёлке. Поспешите, у меня нет времени.

Прапорщик кивнул и зачастил почти без акцента.

— Я только переводчик, но всё что знаю обязательно скажу. В Тымово осталось меньше роты солдат, это около восьмидесяти человек, при двух орудиях и пулемёте, они расположены в казармах охраны каторжной тюрьмы. Посты на въезде и выезде из посёлка, патрулей… две… нет, три группы, по три человека, сменяются они в тюрьме… маршруты оттуда начинаются, но как… как они следуют, я не знаю, честно, здесь всем командует сёса Ояма… то есть, майор Ояма, только он решает. Он внизу, со всеми… но, боюсь, от тоже откажется отвечать. Ояма — самурай, как у вас говорят, белая кость. А я не разделяю взглядов старого сословия, я против этой войны… меня просто призвали… да, я люблю ваш народ, привык уже, учился в Санкт-Петербурге, в университете, на философском факультете…

— Похвально, прапорщик, — я ободряюще кивнул японцу. — Что здесь делают русские?