Каторжанин

В правой руке девочка держала маленький ножик, а правой прижимала к себе окровавленное тельце маленькой кудлатой собачки.

Как бы странно это не звучало, она не выглядела испуганной, на смуглом красивом личике и в большущих, слегка раскосых глазах, просматривалась только дикая злость.

— Холоси девоска… — офицер протянул руку, но тут же болезненно вскрикнул и отдернул её — девочка молниеносно полоснула его по запястью ножиком.

Прозвучала команда на японском, один из солдат пинком опрокинул ребенка, а второй ухватил её за тоненькие косички и потащил к сараю. остальные весело переговариваясь, потопали следом.

Меня они не видели, полностью поглощённые забавой.

В мозгах плеснулась свирепая ярость.

— Не так быстро, косорылые… — я вскинул рогатину и метнулся к японцам.

Услышав шаги, солдаты разом обернулись

Рывок, резкий косой взмах.

— Раз и два…

Матово блеснувшая сталь с хрустом вспорола плоское лицо первого солдата, плечо второго вместе с рукой плавно соскользнуло вниз.

Воздух рванул пронзительный визг, и тут же сменился сиплым булькающим хрипом.

— Три…

Офицер попытался выхватить пистолет, но только бесполезно тыкал в кобуру культёй, из которой весело хлестал ядовито-красный фонтанчик.

Коротко пырнув его в живот, я присел на правую ногу, и резко крутнувшись, выпустил рогатину на полный мах.

Клинок хлёстко вспорол воздух.

Протяжно воя, круглолицый крепыш тыкнулся обрубками ног в траву, зажав распоротое горло обеими руками, навзничь опрокинулся тощий коротышка.

— Четыре и пять…

Организм отчаянно протестовал, мышцы натужно ныли, суставы скрипели, сердце бухало как гигантский тамтам, казалось, ещё немного и оно взорвётся, но тело раз за разом исправно повиновалось командам мозга. А все эти вопли, хрипы умирающих людей, сладковатый запах крови и смрад человеческих внутренностей доставляли очень острое, почти на грани сексуального, наслаждение.

Двое солдат, забыв про свои винтовки, попытались схватить меня за рубаху и повалить на землю.

— Мало каши ели, собачата…

Скользящий шаг влево, резкий выпад, одновременно с нырком.

Клинок впился под лошадиный подбородок высокому крепышу и тут же, окованный затыльник древка, обратным движением с хрустом пробил грудь очередного японца.

— Шесть и семь…

— А-а-а-а!!! — один из солдат, держа на вытянутых руках впереди себя винтовку и пронзительно вопя, побежал прямо на меня.

Быстрый разворот с шагом в сторону и скупым косым махом.

Беззвучно ощерив рот и разбрасывая веером алые брызги, взлетела в воздух бритая голова, часто топоча ногами, японец понёсся дальше, но через несколько шагов, разломав хлипкий заборчик, обезглавленное тело боком завалилось в небольшой огород.

— Восемь…

Девятый солдат жалобно всхлипнул, бросил винтовку и понёсся в сторону леса.

Я хмыкнул, крутнул в руке рогатину клинком к беглецу, замахнулся, но метнуть её не успел.

За спиной сухо треснул выстрел, затылок японца взорвался кровавыми ошмётками, а он сам ничком рухнул в заросли папоротника.

— Что за… — я резко развернулся и увидел высокую стройную девушку.

В накинутой поверх чёрного длинного платья меховой безрукавке, стянутой широким кожаным поясом, в такой как у девочки, шитой бисером маленькой шапочке, смуглая, с большущими глазами и толстой иссиня-чёрной косой, переброшенной на грудь. В руках она держала винтовку и уверенно целилась уже в меня.

Чуть позади девушки застыли три низкорослых мужчины в странных коротких халатах, напоминающих собой кимоно и высоких, перевязанных ремешками под коленом броднях из сыромятной кожи.

Определить национальность аборигенов сходу не получилось, потому что их чумазые лица, заросшие до глаз густыми чёрными бородами, неожиданно отличались вполне европейскими чертами.

Они ни в кого не целились, хотя за плечами торчали стволы винтовок, а просто стояли и держали на поводу запряжённых в самодельную сбрую невысоких косматых оленей с громадными ветвистыми рогами.

Повисла пауза.

И первым её нарушил я.

— Прошу великодушно простить меня, благородная дама… — фраза вырвалась почему-то на французском языке, но на каком-то очень странном, чудовищно архаичном. — Осталось незавершенным ещё одно дело…

Неспешно подошел к японскому офицеру, пытающемуся куда-то уползти, и пинком развернул его на спину.

Клинок рогатины уперся в грудь, продавив сукно мундира.

В глазах японца плеснулся ужас.

Я ласково ему улыбнулся и нажал на древко.

Раздался тихий хруст.

Наконечник медленно, по сантиметру, плавно входил в грудную клетку, офицер тоненько верещал и судорожно дергал конечностями.

Наконец острие клинка скрипнуло об землю.

Я ещё раз улыбнулся, после чего резким прокрутом вырвал рогатину из тела, снова обернулся к девушке и склонился в манерном поклоне. Очень неестественном для этого времени и обстоятельствам, но исполненном на автомате, как само собой разумеющееся.

— К вашим услугам, дамуазель…

И только сейчас почувствовал, как устал, сил не осталось даже держаться на ногах, и я был вынужден опереться на рогатину. В глазах поплыл кровавый туман, сменившийся кромешной темнотой.