Каторжанин

— Самосуд, да, русский народ в гневе бывает беспощаден… — но тут же ткнул пальцем в потолок избы и заявил. — Но с этим… как его там, мы обязаны поступить по закону. Мне надо будет опросить местных жителей, я набросаю обвинительное заключение, после чего мерзавца уже можно будет повесить на законных основаниях. В военное время функции правосудия исполняет командир воинского подразделения, согласно пункта…

Капитан опять разразился потоком законов, но я его вежливо прервал.

— А может ну его? У нас своих забот хватает. Повиснет и без обвинительного заключения. Опять же, я приказал баньку истопить…

— Думаете? — Стерлигов поморщился. — Хотя… действительно. Оформлю всё задним числом. Но вернёмся к нашим делам. Я планировал добраться до побережья со своими людьми, чтобы попробовать переправиться на материк. В сложившихся условиях считаю продолжение боевых действий на острове полностью бесперспективным, но сдаваться тоже не собираюсь. Уверен, власти ещё дадут должную правовую оценку преступной капитуляции генерал-губернатора Ляпунова. А вы? Вы как собираетесь поступить?

Тут опять взлез подпоручик и менторским тоном повторил капитану мою речь, о пределе стойкости японской армии.

— Гм, — Стерлигов одобрительно кивнул. — Похвально, похвально, молодой человек. Но это какая-то партизанщина, вам не кажется? Хотя… в войну 1812 года… подобным образом…

В разговор вступил уже я и развёрнуто описал капитану все наши планы и диспозицию.

— Действительно, звучит вполне рационально, — капитан опять кивнул. — Пожалуй… я остаюсь с вами.

Вот тут, у меня в голове внезапно сложился странный план. Почему странный? Да потому, что он основывался на событиях из будущего. Которые, как штабс-ротмистр Любич, я никак не мог знать.

— Думаю, Борис Львович, вам всё-таки следует отправиться на материк, причём при первой же возможности.

— Почему? — капитан внимательно на меня посмотрел.

— Для начала, сообщить властям, что на Сахалине ещё активно сопротивляются русские воинские подразделения и боевые действия даже не думали заканчиваться. Это надо сделать для того, чтобы на предстоящих мирных переговорах Российской империи и Японии, оккупация Сахалина не считалась свершившимся фактом. Что усилит уже нашу позицию, а не японскую.

— Переговорах? Каких переговорах? — Собакин и Стерлигов недоумённо на меня уставились. — Вы о чём, Александр Христианович?

— Считайте это моими аналитическими выкладками, — быстро съехал я. — Несмотря на свои военные успехи, Япония практически выдохлась. И очень скоро, при посредничестве третьих держав, возможно Америки, запросит переговоры. Аннексию Сахалина она задумала, как раз чтобы усилить свои позиции на этих переговорах. И будет требовать оставить остров за собой, как победившая сторона. И, боюсь, наши могут уступить им, к примеру, в обмен на отмену контрибуционных выплат. Но мы своим сопротивлением спутаем все эти планы. К тому же, у меня есть фотоматериалы о зверствах японцев над мирным населением — если их правильно вбросить в прессу, они тоже сыграют против косоглазых макак. Вот всем этим вам и предстоит заняться, Борис Львович. У меня есть ещё соображения, но я их изложу чуть позже.

— Макак? — Стерлигов приподнял очки и тут же понимающе воскликнул. — Ах да, конечно, макак! Ну что же, ваши выкладки звучат фантастически, но вполне логично и разумно.

— Спасибо… — я почувствовал себя полностью выдохшимся.

Три тысячи чертей! Откуда я всё это знаю? Звучит не только фантастически, а просто безумно. Но абсолютно уверен, что всё это полная правда. Даже знаю, где эти переговоры произойдут. В Портсмуте, мать его ети! И наши на них отдадут япошкам половину Сахалина, ровно по пятидесятую параллель. А Витте, будь он неладен, потом прилепят погоняло, граф Полусахалинский. Так я из будущего и прошлого? Господи…

Ответов, конечно, не нашёл. Но найду обязательно, просто слишком уж часто начались выбросы информации из подсознания.

Мы ещё немного пообщались, а потом пошли вешать японского старшего лейтенанта. Стерлигов толкнул перед жителями речь, в которой юридически обосновал казнь, ну а чурбак даже не пришлось выбивать из-под ног смертника, он сам с него случайно соскочил.

Умирал он долго и страшно, ну а я, глядя как Ясухиро Кабо выделывает коленца ногами, неожиданно для себя продекламировал вслух:

Пляшут шуты на веревке,
Дёргают петлю ритмично,
Ох, до чего же мы ловки,
Как же мы пляшем отлично.

Как же не дёргать веревку,
Если солдат из-под ног
Выбьет скамеечку ловко
Сильным ударом сапог!

Пляшут в петельках шуты,
Ах ты, ух ты!
Ну а ветерок легко
Песни носит далеко[8]!

Стерлигов с любопытством покосился на меня:

— Простенько, но симпатично и очень подходит к случаю. Сами написали?