Каторжанин

— Всего? — вытаращил глаза Собакин.

— Всего, но нам удалось подкрасться скрытно, что предопределило исход боя. Планы — неопределённые, зависят от обстановки. А обстановка пока не очень понятная. Разве что известно, что поблизости пока японцев нет. Возможно больше расскажет пленный офицер, но я его пока не успел допросить… — я сделал паузу и предложил подпоручику. — Может пройдём в дом, Павел Иванович? Там и поговорим, а то стоим посередине улицы, как неприкаянные.

— Позже, Александр Христианович, — строго отказался Собакин. — Мне сначала надо выставить посты, устроить бойцов и позаботиться о раненых.

Я снова мысленно похвалил подпоручика. Теперь понятно поведение солдат. Правильной дорогой идёт пацан.

— У нас в основном легкораненые, но есть трое тяжёлых, — продолжил подпоручик. — Один из них— капитан Полухин — находится при смерти. При вас случайно нет медика? — и сразу недовольно махнул рукой. — Ах да, вы же говорили, что в вашем отряде только айны.

— Полухин? — фамилия офицера показалась мне очень знакомой. — Он в сознании? Врач будет здесь поутру, причём весьма квалифицированный хирург. Я за ним уже послал людей.

— Откуда он здесь взялся? Я о докторе, — подпоручик в очередной раз уставился на меня. — Хотя я уже перестал вам удивляться, Александр Христианович. То японцу голову рубите с одного удара, то с горсткой аборигенов уничтожаете вражеский отряд, а теперь в глуши хирурга достали.

— Удивление — это одно из самых прекрасных качеств человека, так что удивляйтесь побольше, Павел Иванович. А сейчас проводите меня к капитану Полухину. А потом, Нил Фомич, он сейчас главный в деревне, поможет вам с устройством бойцов и прочим. Так же Нил Фомич?

Дед принял бравую строевую стойку и сипло гаркнул.

— Не извольте беспокоиться вашевысокоблагородь!!! Косоглазые нас обожрали, но вывезти весь провиант не успели! Всё устроим в лучшем виде… — и проворно пошкандыбал по улице, оглашая деревню криками. — Маланья, а ну подь сюды, дурында старая, Параскева, тебя тож касается…

— Вот видите, Павел Иванович… — я взял подпоручика под локоть и увлёк за собой. — Идемте к Полухину…

Собакин подвёл меня к раненым.

У меня сразу ёкнуло сердце — но носилках лежал Сергей Вячеславович Полухин, мой сослуживец по Восточносибирскому стрелковому полку. Он окончил Александровское училище, я — Павловское, оба пришли в полк в одно время подпоручиками, были одинаково безденежными, любили охоту, ухлёстывали за одними и теми девицами, на этой почве и сдружились. Даже после того, как я перевёлся в погранстражу, а он в Николаевскую крепость, мы время от времени переписывались. Правда, с попаданием на каторгу все связи разорвались, что особо и неудивительно.

Полухин лежал с закрытыми глазами, перебинтованная окровавленными грязными бинтами грудь вздымалась с булькающим хрипом, мертвенно-бледное лицо сильно осунулось. Он уже был больше похож на мёртвого, чем на живого.

— Грудь и живот… — тихо прокомментировал подпоручик. — Наткнулись на японцев возле Михайловки. Сергей Вячеславович командовал отрядом даже раненым, но после второго ранения…

Полухин неожиданно открыл глаза, уставился на меня и прошептал:

— Саша?..

— Тише, Серёжа, тише, — я стал на колени рядом с носилками. — Скоро прибудет доктор…

— Уже поздно… — страдальчески улыбнулся капитан. — Уже всё поздно. Но ты как здесь? Я слышал… слышал…

Он сильно закашлялся и замолчал.

Я зло чертыхнулся. Майя появится в деревне не раньше, чем через пару часов. А он… он уже умирает…

Полухин опять заговорил.

— Помнишь Сашка, как мы ухаживали… за Машенькой Станкевич?

— Помню, Сережа, помню. Успеем поговорить, просто лежи и молчи. Скоро…

— Нет! — резко оборвал меня капитан. — Слушай! Я женился на Машеньке, ты знаешь это, но у нас родился сын год назад, назвали Сашкой, в честь тебя. Я писал тебе… но письмо почему-то вернулось… уже потом я узнал, что… но неважно! Я рад, что ты живой и здоровый. А мне… мне уже… Сашка, прошу! — он с неожиданной силой схватил меня за рукав и притянул к себе. — Прошу… если выживешь… помоги Машеньке! Молю…

— Я всё сделаю! Даю слово… — торопливо пообещал я. — Замолчи ты наконец!

— Я тебе верю… — с облегчением прошептал Полухин. — Ты всегда держал свое слово…

Закрыл глаза и опять потерял сознание.

Я приложил пальцы к артерии на шее, но успел поймать только последний стук сердца. Капитан Полухин уже умер.

Я стиснул зубы. Несмотря на чёткие и ясные воспоминания, капитан тоже показался мне совершенно чужим человеком, но его смерть я принял почему-то очень близко к сердцу… Теперь японцы стали уже моими кровниками. И я уже знаю с кого начать.

— Вы были знакомы? — тихо поинтересовался Собакин. Во время нашего разговора с капитаном он тактично отошёл в сторону.

— Да, были сослуживцами, — коротко ответил я. — И близкими друзьями. Но не время ворошить прошлое, пора заняться делом…

Собакин помчался решать вопросы со своим отрядом, а я приметил того самого громилу и подошёл к нему.

— Вашбродь… — мужик почтительно поклонился.

— Лишнее… — я присел рядом с ним. — Меня Александром Христиановичем величают. А тебя?