Каторжанин

— За какой проступок? Часом не за растрату казенных средств? — Собакин нахмурился, словно это преступление для него было самым страшным.

— Нет. Застал жену с любовником и убил обоих.

Подпоручик прямо на глазах отмяк лицом и умудрёно заявил.

— Бывает. Порой, урон чести смывается только кровью. Ну и что дальше будем делать?

— Сначала допрошу офицера, а дальше по обстановке. Тайто…

— Отец? — вскинулся айн. Он всё это время не отходил от меня ни на шаг, а неимоверно гордился тому, что его допустили за общий стол.

— Давай сюда японца… — приказал, а сам вслух подумал. — Толкового палача бы, да где его возьмёшь? Фомич, организуй, пожалуйста, жаровню с углями и кочергу…

Пред глазами пронеслось очередное видение. Сводчатое мрачное помещение, с закопчённым потолком, множество разных приспособлений, своим зловещим видом, прямо намекающих для чего они предназначены. И запах… запах страдания и крови…

— Зачем палача? — возмущенно вскинулся Собакин. — Вы что, Александр Христианович, собрались пытать пленного?

— Если придётся, — спокойно ответил я.

— Но это возмутительно! — ощетинился подпоручик. — Если требует ситуация — расстреляйте! Но…

— А как мы вытащим из него сведения? — в свою очередь поинтересовался я. — Добром он ничего не скажет. А смерть… думаю, смерти он не боится — понимает, что для него она лучший выход.

Собакин нахмурился.

— Слышите Павел Иванович… — я показал на отворенное окошко. — Это плачут женщины. Они оплакивают не только погибших в бою мужей. Вы стали бы пытать, насиловать, сжигать мирных жителей? — и строго прикрикнул. — Отвечать!

— Нет, конечно! — возмущенно вскинулся подпоручик. — Что вы такое говорите?

— А старший лейтенант Императорской армии Ясухиро Кабо, делал это своими руками. Вы же сами видели в лесу мёртвых жителей. Как нам поступить? Можно расстрелять, но тогда он ничего не поймёт, вдобавок мы лишимся ценных разведанных.

— Делайте что хотите… — недовольно буркнул подпоручик, а потом с надеждой поинтересовался у меня: — А может приказать его… просто выпороть плетьми? Ну… или шомпола, на крайний случай. Жечь раскалённым железом — это какая-то средневековая дикость…

— Хорошая идея. Вы мне все больше нравитесь, Павел Иванович.

Глава 9

Лейтенант подозрительно зыркнул на Луку, потом увидел Собакина и с облегчением воскликнул:

— Ну, наконец! Наконец, офицер! Почему я должен общаться с какими-то разбойниками? Вот только… — он поморщился, — мне кажется, подпоручик, что вы не уделяете своему внешнему виду должного внимания…

— Что-о-о? — Собакин изумленно вытаращил глаза на японца.

— Вы что, не понимаете своего собственного языка? — глумливо улыбнулся лейтенант.

— Ах ты, сука… — подпоручик взмыл с табурета и ловко заехал японцу в челюсть.

Тот с грохотом улетел в угол и плаксиво заблажил.

— Да как вы смеете?!! Я офицер!..

— Да я тебя…

Я кивнул Луке и тот аккуратно оттащил подпоручика от японца.

— Павел Иванович, в самом деле…

— А чего он… — Собакин попытался вырваться из объятий великана, но быстро сдался. — Ты смотри, падла какая. Да я таких… вертел на…

— Павел Иванович…

— Всё-всё… — обиженно пробурчал Собакин, — делайте с ним что хотите…

— Поднимите, господина лейтенанта.

Лука с айном взгромоздили японца на табурет, Мудищев заботливо поправил ему воротник, зачем-то погладил по голове и ласково улыбнулся. Правда от этой улыбки лейтенанта аж передёрнуло.

— Итак, господин Кабо, вернёмся к нашему разговору. Допущенные вами зверства к мирному населению мы опустим и сосредоточимся на другом — сейчас меня интересует расположение японских частей в этом районе, их количественный и качественный состав.

— Я вам всё уже сказал! — надменно обронил японец. — Вы не имеете права требовать от меня сведения, представляющие собой военную тайну. Немедленно передайте меня японскому командованию и можете рассчитывать на снисхождение.

— Ваше решение окончательное? — скорбно вздохнул я.

— Да!

— В таком случае, мы будем вынуждены применить к вам методы допроса третей степени.

— Это какие? — насторожился лейтенант.

— Пытки, — спокойно ответил я и кивнул Мудищеву — Можешь начинать.

Великан вышел из горницы, но уже через пару минут вернулся…

Вот честно, мне пришлось довольно долго уговаривать Луку принять палаческий образ. Громила, несмотря на свою жуткую внешность, неожиданно оказался абсолютно мирным и добрым человеком. При этом глубоко верующим. Он долго отказывался, конфузился, апеллировал к Святому писанию и согласился только на условии, что сам никого пытать не будет, а только прикинется катом. Я потом спрашивал Собакина, как Мудищев себя показал в бою — но тот уверил меня в беззаветной храбрости великана. Ситуацию окончательно прояснил сам Лука, объяснив, что защищать свою землю от врагов — это одно, а измываться над «рабами божьими», хотя бы и нехристями — совсем другое.

Вот такой парадокс образовался. Но не суть.