Каторжанин

— Не думаю…

— Скоро стемнеет, — мягко перебила меня Майя. — Всё равно на ночь надо останавливаться. К тому же, впереди перекат и придётся перетаскивать лодки.

Пришлось согласиться. Я бы всех этих удивительно приветливых и добрых людей, десятой дорогой обходил. Но остановиться придётся; чёрт бы побрал эту ночь, вместе с грёбаным перекатом и грёбаной речкой. Задолбался лодки по камням таскать, не река, а хренов ручей…

Тут проснулась Мадина, быстро перебралась ко мне, обняла и опять задремала. Злость сразу улетучилась.

Я осторожно погладил её по голове и подумал:

«Это хорошо, когда есть кого защищать, если придётся умирать — будет легче…»

Больше я с Майей не разговаривал. Общение с ней почему-то не ладилось. Впрочем, я и не старался его наладить. Нет никакого смысла. Сопровожу сестёр к айнам, а дальше своей дорогой.

Когда до хутора осталось всего треть версты, я настоял, чтобы мы причалили к берегу раньше и пошёл на разведку вместе с Тайто и Само — ещё одним айном.

К месту зашли с трёх сторон, но уже за пару десятков метров, я понял, что здесь далеко не всё в порядке, потому что ветерок принёс запах горелого мяса. Не жаренного, а именно горелого. Смрад, который я не перепутаю ни с чем.

Откуда ни возьмись, нахлынуло видение.

В воздухе кружатся жирные чёрные хлопья, остро смердит палёной человеческой плотью.

Пылающий крест и объятое языками пламени, скрюченное обугленное тело на нем.

Рядом застывшие, словно изваяния, фигуры в белоснежных рясах с распятьями в руках, вздёрнутыми к небу.

Вокруг эшафота беснуется в экстазе толпа. Из раззявленных ртов несутся истошные истеричные вопли.

— Жарь еретичку!..

— Гори, ведьма-а-а-а!..

— Огонь очища-а-ает…

— Во славу Господа нашего-о-о!..

Видение было очень чётким и ясным, но отдавалось в голове такой страшной болью, что удержаться в сознание удалось только диким усилием воли.

— Пречистая матерь Господня… — в голову неожиданно пришла странная, невероятная и очень страшная отгадка. — Но как? И за что?..

Чтобы окончательно опомниться, пришлось залепить себе пощечину.

— Потом разберёшься… — свирепо рыкнул я, вскинул маузер с присоединённым прикладом и шагнул в кусты.

Перемахнул через частокол, прокрался вдоль стены дома, сложенного из мощных бревен, и выглянул из-за угла.

То, что увидел, уже не стало неожиданностью.

Посередине двора стоял криво вкопанный в землю импровизированный крест, сбитый из тележных слег. Под ним дымилась грудка дров, а на кресте висело закопчённое чёрное тело. Человек обгорел только снизу, и всё ещё можно было различить, что это некогда был невысокий полный мужчина.

Неподалеку от креста лежала искромсанная туша мёртвой коровы, рядом с ней в луже крови застыл большой кудлатый пес.

На хуторе стояла мёртвая тишина, разбавленная только карканьем круживших в небе ворон.

Из-за угла дома высунулся Тайто и жестом показал, что здесь больше никого нет. Второй айн продублировал жест, уже с другой стороны двора.

— Кто, мать его? Косоглазые? Сука, больше некому… — в том, что это сделали японцы, никаких сомнений не было — везде во дворе виднелись отпечатки японских ботинок. К тому же, пленный офицер признался, что после того, как генерал-губернатор Ляпунов сдался, японское командование отправило свои отряды во все поселения. Как он выразился: для приведения в подчинение населения и для установления японского порядка. Порядка… Твою же мать…

Я ещё раз огляделся, после чего прошёл в сени добротного дома-пятистенка.

Внутри царил жуткий беспорядок, все вещи валялись на полу, зачем-то вспороли даже подушки с перинами и разбили швейную машинку.

— Чёрт… — ругнулся я. — Но где тётя Стася с внучкой? Успели уйти в лес?

Ответ подсказал Тайто. Айн зашел в избу и тихо сказал:

— Тама… в сарае, где лошадь с рогами стоял… два женщин… один большой, один маленькая…

В коровнике густо роились зелёные жирные мухи, жутко смердело кровью и человеческими испражнениями.

На потолочной балке покачивалось повешенное за шею обнаженное тело полной старой женщины. На месте грудей зияли кровавые раны, из распоротого живота свисали на утоптанный земляной пол жгуты сизых кишок. В пустых стеклянных глазах застыло дикое страдание.

Рядом на соломе лежало худенькое окровавленное детское тельце…

От дикой бессильной злобы и обиды хотелось выть, но я только стиснул зубы.

Позади послышался тихий голос Тайто.

— Глаза за глаз, зубу за зуб? Да, отец?

— Да… — я резко развернулся и вышел из коровника. — Тайто…

— Отец?

— Посмотри по следам, сколько здесь было японцев?

— Уже смотреть… — айн растопырил пальцы. — Точно не сказать, она ходила туда-сюда, но может половина двадцать и ещё половина половины двадцать. Приходить и уходить на лодках. Два больших лодка.

Я задумался.

Вопрос, мстить или не мстить, даже не стоит. Кто-то обязательно поплатится за это, по полной поплатится, точно по заповеди из Ветхого завета. Но… для того, чтобы отомстить, надо сначала найти этих ублюдков. И справиться с ними.