Катастрофа Московского царства

Останки Василия Шуйского в 1635 году были выданы поляками русскому послу князю A. M. Львову. Царский наказ предписывал отдать в качестве выкупа за тело царя Василия огромную сумму – до 10 тысяч рублей, но послам удалось ограничиться богатыми подношениями польским панам. 10 июня гробы с телами Василия, Дмитрия и Екатерины Шуйских были торжественно встречены на подъезде к Москве, в селе Дорогомилове. Государь встретил тело своего предшественника возле Успенского собора, а на другой день состоялось погребение в Архангельском соборе.

В историографии правление Василия Шуйского справедливо рассматривается как катастрофа. Единодушны историки и в оценке личных качеств царя: хитрый, пронырливый, погрязший в интригах и доносах. Пушкинская характеристика «лукавый царедворец» – едва ли не лучшее, что сказано о царе Василии. Вместе с тем историки отдавали должное попытке Шуйского предложить обществу какой-то договор, компромисс (крестоцеловальная запись).

Василий Шуйский, несомненно, был крупным политическим деятелем своего времени. Он сумел добиться колоссального успеха – верховной власти, – но при этом государственные таланты монарха оказались не на должной высоте. Во время катастрофы гражданской войны для того, чтобы удержать власть и добиться мира, требовались выдающиеся качества, которых не было у царя Василия Шуйского. По словам «Пискаревского летописца», «житие его царьское было на престоле царьском всегда з бедами и с кручины, и с волнением мирским; зачастые миром приходяше и глаголаше ему снити с царьства, и за посох имаше, и позориша его многажды». Масштаб царя Василия Ивановича не соответствал стоявшим перед ним задачам. Нельзя ставить это Шуйскому в вину – перед мятежом оказался бессилен даже такой выдающийся ум, как Борис Годунов.

Бояре и королевич: попытка выхода из кризиса

После низложения Василия Шуйского наступило четвертое, если считать со смерти царя Федора Ивановича, междуцарствие. «Хронограф» 1617 года говорит, что после Шуйского власть перешла к «седмочисленным боярам». Широко известный термин «Семибоярщина» имеет позднее происхождение. Историк В. Г. Ананьев установил, что это наименование впервые встречается в литературном произведении «Наезды, повесть 1613 года», созданном А. А. Бестужевым-Марлинским в 1831 году.

Возможно, число «семь» в «Хронографе» 1617 года употребляется как символическое, что связано с его сакральным значением. Либо в составе боярского правительства за период с июля 1610 года по октябрь 1612 года происходили перемены. В любом случае в него входило большее число бояр. Это князь Федор Иванович Мстиславский, князь Иван Михайлович Воротынский, князь Андрей Васильевич Трубецкой, князья Василий и Андрей Васильевичи Голицыны, Иван Никитич Романов, Федор Иванович Шереметев, князь Борис Михайлович Лыков, возможно, князь Иван Семенович Куракин и Михаил Александрович Нагой.

Боярам приходилось принимать решение о судьбе престола в критических условиях: с запада наступал гетман Жолкевский, с юга – Лжедмитрий II. Выбор был небогатым. Авраамий Палицын определял его так: «Лучши убо государичю служити, нежели от холопей своих побитым быть и в вечной работе у них мучится». Перед лицом военной угрозы с двух сторон для споров о судьбе престола, созыва Земского собора, политической борьбы и агитации не было времени.

Кандидатуру Владислава поддерживал самый знатный из бояр князь Ф. И. Мстиславский. Скорее всего, за королевича стоял И. Н. Романов, брат которого Филарет давно согласился с этой кандидатурой. Другое мнение могло быть у князей Голицыных, старший из которых, Василий Васильевич, имел честолюбивые планы, но Голицыны оказались в меньшинстве. Мнение Мстиславского принял и патриарх Гермоген. Есть основания полагать, что в обсуждении вопроса о королевиче участвовали не только бояре, но также представители «чинов». С. Ф. Платонов писал об усеченном по составу Земском соборе «из тех общественных элементов, которые нашлись в ту минуту в самой Москве». Вследствие бурных событий, наступивших после Клушинского разгрома, в столице было довольно много дворян, одобривших выбор Владислава и условия его восхождения на трон.

Помимо того, что это был «прирожденный государь», а гетман обещал помочь в борьбе против самозванца, важным аргументом стало то, что королевич не замешан в русской междоусобице, следовательно, мог выступить арбитром при разрешении будущих конфликтов.

Дискуссия о судьбе престола проходила месяц. 20 июля бояре, князь Ф. И. Мстиславский «с товарищи», писали в Пермь Великую, что царь Василий Иванович добровольно сошел с престола и что необходимо «выбрати нам государя всею землею, сослався со всеми городы, кого нам государя Бог даст». А уже 19 августа туда направилась грамота о том, что бояре, «всем Московским государством», целовали крест королевичу Владиславу Жигимонтовичу, «что быть ему на Владимирском и на Московском и на всех государствам Российского царствия государем царем и великим князем всея Руси».