Ката

– Розовый – стремный. Особенно если это последний цвет, который ты видишь! – Соулей вскочила и со смехом стала тыкать шокером вокруг себя. Ката попросила ее быть осторожнее.

– Давай его испытаем, – предложила Соулей, окидывая взглядом гостиную. – Мне же надо на чем-то потренироваться. Если я применю его в первый раз только тогда, когда уже во что-нибудь вляпаюсь, толку будет мало. Пойдем на улицу, найдем какого-нибудь мужика.

– Ты ненормальная! – смеясь, ответила Ката.

– Я – ненормальная? А кто мне оружие подарил? Да еще в такой красивой обертке, с миленькими бантиками? Так есть у тебя тут какой-нибудь мужичонка? В соседней квартире кто живет?

Ката поманила ее за собой на кухню и извлекла из морозильника бараний окорок, который еще не успела съесть. Пока лила на окорок горячую воду, она с хихиканьем отгоняла от себя Соулей. Когда верхний слой оттаял, сорвала с окорока пластик и положила на большой железный поднос на кухонном столе.

– Ну давай. Сейчас по-серьезному.

– Вот зараза: окорок! – сказала Соулей, моргая глазами. – У меня он всегда ассоциируется с воскресеньем, а это самый адский день недели – сдохнуть можно со скуки. И знаешь что? По-моему, сейчас пробил час… – она подмигнула Кате и навела шокер, – …моего возмездия! – Сильно ткнула прибором в баранину, и по мясу с шипением побежали синие искры. Окорок задрожал на подносе, потом подскочил под самый потолок и шлепнулся на пол.

– Какой мощный! – оценила Соулей, и они обе в молчании стали разглядывать окорок.

Через день в мясе появились подозрительные белые пузырьки, и Ката поспешила вынести его в мусорный бак.

32

Улица располагалась в самом низу Тингхольта. Она была тихая и мрачная, но явно это никак не проявлялось. В конце улицы располагалось норвежское посольство. Ката когда-то ходила туда на прием вместе с Тоумасом, и там ей объяснили, что эта улица – на самом деле двойная: дома с западной стороны стоят на улице Фьоулюгата, а с другой стороны – на какой-то улице, название которой она забыла.

Они ехали медленно. На бумажке, которую держала Ката, было написано «Фьоулюгата, 19». Она остановила машину в середине улицы перед неопрятным домом желтого цвета. Его крыша была ржавой, бетон местами выкрошился, а краска облупилась.

Во дворе некоторые деревья недавно спилили под самый корень, а на оставшихся висели таблички с подписью «Управление по окружающей среде г. Рейкьявика», гласившие, что власти провели расчистку двора по причине «халатности собственников».

На первом и втором этажах окна были занавешены. Над крыльцом – балкон, который, казалось, вот-вот обрушится, а в подвале некоторые окна забиты фанерой. Ката еще раньше думала, как лучше зайти к нему: постучаться, попросить кофе, устроить так, чтобы Соулей отвлекала его, пока она ищет улики, – но все это было слишком рискованным. Позже вспомнила, как они с Тоумасом и Валой ходили к пастору Видиру – и когда выходили, видели небольшой письменный стол: а вдруг в нем, под серой клеенчатой скатертью, скрывается что-нибудь занятное?

Во всяком случае, взглянуть на дом было любопытно. Как знать, может, потом она вернется сюда?

Ката тронулась с места, и минут через десять они уже въехали на парковку возле «Филадельфии». Там было полным-полно машин, доносились отзвуки весьма оживленного богослужения.

– Просто не верится, что ты всей этой ерундой увлекалась! – удивилась Соулей, уставившись на церковь, а потом отхлебнула из новой бутылки: они всегда появлялись у нее в руках как по мановению волшебной палочки.

– Я мигом, – сказала Ката и вышла из машины.

Она миновала вход в саму церковь и открыла другую дверь, в торцовой стене здания, которая вела в канцелярию. Если кто-нибудь обнаружит ее, она скроит скорбную мину и скажет, что ей нужно поговорить с пастором наедине. И решила подождать того в его кабинете.

Перед помещением большой канцелярии в конце коридора стоял письменный стол Йоуна, или, как его называли, Нонни. За ним Йоун – или Нонни – торчал всю рабочую неделю, сидел смирно и помогал своему начальнику вести дела духовные, а в промежутках служил (со всем смирением) Святому Духу в церкви. Сквозь стенку Ката услышала звуки органа: присутствующие там, небось, уже начали верещать и впадать в транс.

На письменном столе, как ей и запомнилось, стояла печатная машинка. Ноутбук – узкий, блестящий – там тоже был, а печатная машинка, наверное, для того, чтобы угодить Богу: он ведь с современностью не дружит, а может, чем меньше становилась вера в Него, тем больше ему начинали нравиться такие позерские жесты? Ката сняла чехол – машинка оказалась марки «Олимпус», в точности, как говорил Хильмар.

Она присела на колени перед машинкой, вынула заранее припасенный клочок бумаги, заправила в каретку и нажала букву «тортн» – и еще разок, для верности, чтобы пропечаталось как следует. Закончив это, поспешила вон.

33