Ката

– А как обстоят дела в Центральной больнице? – спросила Сигрун. – Там кислоты много?

– Естественно, – ответила Ката. – Как и в аккумуляторе машины, на которой вы приехали.

– Вставать в защитную позу ни к чему, – сказал Хильмар, откидываясь на спинку дивана. – Мы же просто разговариваем по душам. Как же называется то, что вы делаете с кислотой? Вы ее применяете, чтобы титровать – может такое быть? Мы попросим посмотреть на кислоту, которая применялась в том случае; она бывает различной крепости, так что можно проследить, откуда она взята. Мы можем еще и определить ее возраст, это в данной отрасли новейший метод. Но, скорее всего, не будем: нам сказали, что это кислота самой обыкновенной разновидности. Промышленная. Вы в строительный магазин часто ходите?

– Когда вы только переехали, вам не надо было вешать картины и все такое? – вставила Сигрун.

– Интересный вопрос, однако… – Ката, засмеявшись, наклонилась к Сигрун. – А вам мужчины иногда разрешают думать? Как мило! И что, по-вашему, это вам даст? В смысле, в полиции?

– Если б мы попытались быть вежливее, всем было бы веселее, – сказал Хильмар, и его улыбка стала еще шире.

– А вы сюда веселиться пришли? – спросила Ката.

– Мы пришли поговорить…

– Да, точно: о кислоте. Какая интересная тема! Но знаете, что: мне кажется, от этого вашего визита толку не будет. Лично мне в это не верится. Впрочем, может, это из-за того, что я и раньше замечала, как вы работаете…

– И как же мы работаем? – спросил Хильмар.

– Хороший вопрос… Вы собираете как можно больше мелких деталей. Вы эти мелочи просто обожаете. Можно привести пример?

– Конечно.

– Недавно одному мужчине предъявили обвинение в изнасиловании, – или, говоря по-человечески, они с приятелем изнасиловали восемнадцатилетнюю девчонку. Дело было рассмотрено в окружном суде, и они были признаны виновными и получили четыре и пять лет тюрьмы – по-человечески это означает, что по факту им пришлось отсидеть два – два с половиной года. Это они дешево отделались. Но вот в чем дело: в дальнейшем в Верховном суде их оправдали большинством голосов судей: четырех из пяти. А вернее сказать, судей-мужчин. Судья-женщина настаивала на обвинительном приговоре.

– Я об этом слышал… Как же неудачно все сложилось!

– Да; и весьма типично. А знаете, почему их оправдали?

– Нет, не помню. Напомните мне, пожалуйста.

– Потому что девушка не могла толком сказать, взвалил ли подсудимый ее на плечо, когда вносил в сарай, в котором ее изнасиловали, или наоборот, когда выносил из сарая.

– Я слышу, что вы этим рассержены.

– Да. Настолько рассержена, что даже запомнила имена судей. Хотите, я их вам назову?

– Да, было бы неплохо. Правда ведь? – Хильмар посмотрел на Сигрун.

– Да, конечно, – ответила та и кивнула.

– Я вам скажу, как их звали, – продолжала Ката, – чтобы вы запомнили, на тот случай, если столкнетесь с ними на каком-нибудь званом обеде, – не думаю, чтобы они часто заглядывали к вам в участок. Их зовут: Маркус Сигюрбьёртнссон, Ауртни Кольбейнсон, Гюннлёйг Клаессен и, конечно же, Оулав Бёрк Торвальдссон. Ведь этого Оулава взяли на ту должность в обход многих более способных кандидатов лишь потому, что у него дядя – премьер-министр?

– Да, похоже на правду, – ответил Хильмар.

– Там все свои, – сказала Ката. – Но я сейчас веду речь о том, как вы работаете. Мелкие детали. Крошечная мышка, которая рождает гору. Допустим, я взяла бы одного из этих мужиков – Маркуса, Ауртни, Гюннлёйга или того племянника – и взвалила себе на плечо – допустим, у меня была бы такая возможность, если б они отважились высунуть нос из своего суда; допустим, я бы подкараулила их и без предупреждения закинула себе на плечо, так, что они перепугались бы не на шутку, и обошла бы с ними вокруг здания Верховного суда. А через месяц их спросили бы, шла я с ними по часовой стрелке или против. Как вы думаете, они бы правильно ответили? Сигга, вы как думаете?

– Смею надеяться… – ответила Сигрун.

– Вот именно: будем надеяться. И будем считать эти мелочи настолько важными, что умудримся забыть, что бедных мужиков взвалили на плечо против их воли – или, в случае с той девушкой, что ее изнасиловали и втащили на плече насильника на место преступления или вынесли оттуда. Вот это последнее я как раз и называю мелочами. И сейчас вижу по вам: то, что я сейчас говорю, вы тоже считаете мелочью. Вы думаете: да, мол, наверное, все могло сложиться и лучше, но потерпевшая противоречила самой себе, а у вас заведено так, что это считается минусом: если потерпевшая противоречит сама себе, в ее словах следует усомниться или отвергнуть их. Вы так привыкли копаться в мелочах, считать их важными, что иногда целые дела строятся на мелочах или отклоняются из-за мелочей. Потому что вы утратили всякое чувство целого. Вы похожи на человека, который изучал солнце при помощи увеличительного стекла. Вы о нем слышали?

– А что с ним стало? – спросил Хильмар.

– Он ослеп.