Читаем Кастро Алвес полностью

которые сохранят для поколений эту ночь в море, подруга. Ты хорошо знаешь, моя

негритянка, как приятно, когда морская вода хлещет в лицо, когда капли падают с твоих

волос и у губ твоих появляется соленый привкус. И Кастро Алвес .также узнал все это

в ту ночь на борту, когда море бросало на него и Инее брызги воды и лунный свет одел

ее как бы «подвенечной вуалью»:

И как будто блестящей эмалью Свет луны океан покрывал, Подвенечной

прозрачной вуалью На лице у тебя трепетал.

Она вздрогнула от его прикосновения.

На палубе были одни мы Под куполом звездным небlbс, Желаньем единым

томимы... О ночь! О любовь! О Инее!

Какая женщина могла бы устоять против его ласк, нашла бы в себе силу уклониться

от его поцелуев?

Была для меня ты Хименой, И Сид 1 во мне древний воскрес. Морскою обрызгана

пеной, Меня целовала Инее.

Запомню, и будут мне сниться И глаз твоих черных разрез И нежного шелка

ресницы — Глаза V ресницы Инее.

Море и небо, лунный свет и звезды, песнь, которую пели моряки, — все они были

их сообщниками в этот вечер любви. Он говорил ей обжигающие слова, декламировал

любовные стихи. Она слушала его, очарованная, окутанная подвенечной вуалью из

сереб

115

ряного света луны, кругом них было лишь море да небо. И когда они слились в

страстном объятии, брызги от разбивающихся волн обдали ее белой пеной:

В твой взор проник я взором... Огромная волна окатила их.

Семья скрывает слезы при его возвращении. Они видят мертвенно-бледное лицо,

впалую грудь, слышат глухой голос. Старые друзья с Аугусто Гимараэнсом во главе

собираются вокруг него, они уговаривают его объединить свои стихи в один том —

единственный сборник, который ему было дано увидеть при жизни. Он рассказывает с

воодушевлением о плане поэмы «Водопад Пауло-Афонсо». Он снова видится с еврей-

ками Эстер и Сими, по-прежнему флиртует с ними, посылает им в окно поцелуи.

Отправляет Луису Корнелио дос Сантос, верному своему другу по Рио-де-Жанейро,

оригинал «Плавающей пены». Врачи не теряют надежду спасти его. И они советуют

ему уехать в сертан, в леса Курралиньо, где он родился, ибо тамошний здоровый

воздух, возможно, возродит его снова к жизни.

И в Курралиньо он снова встречает, негритянка, двух муз, которых он уже когда-то

воспел и которых любил. Они еще раз соединяются, чтобы помочь ему в этой попытке

исцеления: дикая, суровая природа сертана и Леонидия Фрага.

Нежная девочка в годы его юности, слабенький подросток, встреченный им некогда

на каникулах, сегодня — самая хорошенькая девушка в округе, самая красивая

обитательница сертана. И сердце свое она сохранила нетронутым для Кастро Алвеса,

свободным от малейшей тени иной любви. Я уже тебе говорил, подруга, что она

оставалась самой верной из его возлюбленных, той, которая любила его больше всех,

той, которая обезумела от страдания, когда он умер. Он отдыхал у нее на груди,

взбирался на романтические балконы, чтобы при лунном свете похитить у нее

115

116

поцелуй. Теперь, когда болезнь и горе угнетали его сильнее, чем слава, она любила

его еще больше, была еще более отзывчива на его ласки. Вот почему, моя негритянка,

она заслужила от него бессмертные стихи.

Природа тоже встречает его с прежней любовью, деревья принимают его в свои

объятья, журчащая вода рек освежает его лихорадочно горящее лицо, пение птиц

убаюкивает его, чистый лесной воздух дарит ему здоровье. Он скачет верхом, охотится,

бродит по лесам, и на глаза его набегают слезы радости от сознания, что он еще в

состоянии наслаждаться близостью земли, в состоянии воспевать природу, мать его

поэзии:

Прими меня, благая мать природа!

Как блудный сын, прошусь к тебе назад,

Туда, где в пене низвергает воды

В непроходимой чаще водопад;

Где травы и лиан живые своды

Отдохновенье путнику сулят.

К родным я возвращаюсь ныне ларам',

Как долго рвался к ним с тоской и жаром!

Для ослабевших струн усталой лиры. Природа, добрым мастером явись: Чтоб вновь

они, как ветвь аукупиры, Для новых песен гибко напряглись. Чтоб мог на них я славить

прелесть мира. Зеленый лес и голубую высь; Чтоб стал я сам, подобно этим струнам,

По-прежнему счастливым, сильным, юным!

Его поэзия полна описанием лесов Бразилии, природы ее тропиков. Певец рабов,

свободы и любви, он был также великим певцом бразильских деревьев, ручьев и рек,

водопадов и певчих птиц *.

И, отзываясь на зов леса, он уезжает еще дальше, подруга. Он едет на фазенду, его

по-прежнему волнует судьба рабов. И зрелище могучей природы побуждает его к

работе. На фазенде, когда он не ездит

1 Лары — древнеримские/ божества, покровители домашнего очага.

116

верхом и не охотится, он пишет стихи — он пишет поэму «Водопад Пауло-

Афонсо»\ Едва он чувствует себя достаточно сильным, как он берется уже снова за

свою лиру — свое боевое оружие — и снова ведет борьбу за идеалы свободы.

И здесь, в этой поэме, в известной степени самой сложной из всех его поэм, снова

повторяются постоянные мотивы его невольничьей поэзии: бунт раба, его непокорство:

Пылая жаждой мщенья, Покорность рабскую забыв, Явился Лукас за расплатой,

Весь — гнева ярого порыв.

В этой поэме, подруга, столь полной красоты лесов и рек Бразилии, столь полной

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии