Кассиопея

Посреди второй пары Чонхо присылает ему сообщение в катоке[13]. Во вложении – фотография самого Мингю со спины. Кажется, на входе в университет. Он таращится на свой пепельный затылок, спину, обтянутую черно-синей рубашкой, купленной Чонхо же, и небо, которое на пикселях экрана кажется еще более ярким, чем оно есть на самом деле. Мингю смотрит и совершенно не понимает, что ему с этим делать. А Чонхо следом шлет короткое «на память». И ему хочется вдруг, чтобы в его телефоне появились и другие фотографии – не только его одного. Может, с кем-то весьма конкретным. Мингю уже не думает, что это странно. Это просто… кажется необходимым.

На обеденном перерыве Тэён щебечет что-то про библиотеку и какие-то сайты в интернете – он не особо вслушивается, – а потом предлагает как-нибудь после занятий «порыть информацию вместе». Мингю кивает рассеянно, лишь отдаленно понимая, о чем речь, и взглядом гипнотизирует вкладку с контактом Чонхо в катоке. Хочет написать что-нибудь, но писать ему либо нечего совсем, либо сочинение длиной в десять томов.

Дома, ведомый не до конца понятными мотивами, он перекидывает со своего старого телефона на новый несколько фотографий – себя и мелкого Чонхо, а потом отправляет другому, взрослому, с припиской «на память». Слышит чужой смех со стороны кухни, а потом видит и его обладателя – Чонхо заглядывает в комнату и с улыбкой говорит, что лучше бы на этих фотках был он, а не его мелкая версия. Мингю не придумывает ничего лучше, чем предложить исправить недоразумение, что они и делают на следующий день – прямо перед началом занятий на фоне входа в здание факультета. Через пару кадров к ним сзади подлетает Сонёль и остается на третьей фотографии ярким пятном.

Да, Мингю правда не думает больше, что это странно. Он вообще ничего не думает – просто позволяет волнам сиреневого неба нести себя дальше, иногда оставляя на коже царапины от безымянных звезд-ракушек. Их почему-то много действительно – они складываются в рисунки поверх тех, что он сам оставил, – но от них не больно. Или Мингю просто эту боль игнорирует. Какая разница, сколько порезов оставят эти звезды. До тех пор, пока-

на память.

В какой-то момент Мингю срывается и начинает фотографировать все подряд – даже Тэёна с Юбином, подлавливая их в те моменты, когда они не знают, что находятся под прицелом камеры. Фотографирует Сонёля, фотографируется с ним и без него, запечатлевает в памяти телефона кампус университета, который абсолютно такой же, как и в его мире, но в то же время совсем нет, без конца наводит камеру на небо, стараясь поймать каждую смену оттенков в нем. И чувство такое давно забытое в груди разрастается с каждой сделанной фотографией, будто он снова живет той жизнью, которой всегда хотел. Что он делает то, что хочет. И впереди – впереди целая жизнь без битого стекла надежд, там много тепла в центре грудной клетки, которое с каждым ударом сердца разносится по всему телу, там ты оглядываешься назад и думаешь, что все сделал правильно. И тебе не о чем сожалеть.

Чонхо он фотографирует тоже. Тот не спрашивает, зачем и почему, – только улыбается в камеру, когда замечает. А Мингю чувствует себя глупцом и абсолютно потерянным человеком – в этом мире. Но потерянным не так, как в самом начале. Будто бы ты потерялся, но нашелся. Или нет – тебя нашли. Нашли и на место вернули. И ощущение правильности происходящего начинает жечь кончики пальцев так неожиданно, что Мингю тонет в каждом новом мгновении.

Во вторник после занятий они заходят в кофейню рядом с кампусом. Пока Чонхо стоит в очереди на кассу, Мингю скучает возле окна и предельно неосмысленным взглядом блуждает по помещению, то и дело смотрит на сгущающиеся на небе тучи, ловит ускользающую мысль о том, что скоро наверняка начнется дождь. И впервые внутри нет нетерпения, нет желания поскорее увидеть. Ничего нет, кроме надтреснутого сожаления. И вот это – вот это уже неправильно.

– Мин?

Мингю вздрагивает всем телом; взгляд замирает на одной из кофемашин. Ему показалось? Ему точно показалось. Не может быть, чтобы он услышал это «Мин», не может такого быть, чтобы голос…

– Мин, это реально ты, я не обознался.

Его хлопают по плечу; он медленно поворачивает голову.

И смотрит на Санхёна.

То есть. Что?

У этого Санхёна светло-коричневые волосы с непрокрашенными корнями, непривычная широкая улыбка, какой он в памяти Мингю улыбался слишком редко, предпочитая сдержанные усмешки, и слишком знакомое лицо. Чувство такое, будто они только вчера виделись. Словно только вчера его отвели в тот дом на Синчхоне и отдали от него ключи.

Мингю ведь ходил туда даже в этом мире – в поисках ответов, которых нет, на вопросы, что не были заданы вслух. Ходил и еще больше запутался в чем-то, что следовало за ним по пятам, копируя его собственную тень. Но Мингю же не узнали. Они не знакомы здесь. Ведь так?