— Бог отвернулся от корсиканца, а помог нам, — задумчиво произнес император, — он благословил наш союз, теперь и я должен сделать все, чтобы этот союз стал вечным, чтобы страны-победительницы никогда не воевали больше между собой. Ты ведь уехал до того, как вскрылось коварство Меттерниха и Талейрана. Помнишь, я вспоминал твою покойную сестру и говорил о том, что англичане играют против меня. Так вот, это было не совсем так. Виконт Каслри не смог додуматься до такого. Это — рука Меттерниха. Наполеон так стремительно вошел в Париж, что король Людовик убегал в спешке и забыл на столе в своем кабинете секретный договор, который Австрия и Англия заключили с Францией за моей спиной, договорившись противодействовать моим интересам. Наполеон прочитал бумагу, в тот же вечер вызвал секретаря нашей миссии в Париже и велел тому отвезти этот договор мне. Ты представляешь, Алеша, что я почувствовал, получив от Бонапарта такой «привет»?
Александр поднялся и заходил по своему кабинету. Он побледнел, и трагическая складка прорезала его высокий лоб.
— Если бы я не видел, что корсиканец пытается вбить клин между союзниками в критический для себя момент, я бы, возможно, поступил иначе, но мне пришлось наступить на горло собственной гордости и закрыть глаза на предательство своих союзников. Я пригласил к себе Меттерниха и спросил, известен ли ему этот документ? По глазам этого негодяя я видел, что он сейчас начнет лгать мне в лицо, поэтому даже не дал ему оправдаться, а сказал, что пока мы оба живы, об этом договоре никто и никогда больше не должен упоминать, а наш союз должен быть крепче, чем когда-либо. Потом я бросил этот договор в камин.
Алексей видел, что императору стыдно и мучительно больно вновь вспоминать тот эпизод, поэтому счел за лучшее не обсуждать этот вопрос, а дать государю выговориться, если тому это нужно. Он оказался прав — Александру хотелось поделиться с близким человеком своей болью, и, видимо, кроме Алексея сейчас такого человека рядом с ним не было.
— Я простил, но не забыл. Мы все-таки получили Польшу, а Фридриху-Вильгельму отошла часть Саксонии, и, по крайней мере, Талейран заплатит за свои козни. Я настоял на том, чтобы король Людовик отправил его в отставку, и предложил Франции на место премьер-министра герцога де Ришелье, моего губернатора Новороссии и Бессарабии. Людовик не может мне отказать сейчас, когда русские войска стоят в Париже. Да и герцог — фигура безупречная. Он, может быть, один из самых высокородных аристократов в этой стране, к тому же все потерял во времена революции, а мне он верно прослужил десять лет. Губернатором Ришелье был прекрасным, я благодарен ему за нашу новую Одессу. Когда герцог станет премьер-министром и министром иностранных дел вместо Талейрана, я буду спокоен за наши отношения с Францией.
Александр задумался, потом тряхнул головой и, светло улыбнувшись, сказал:
— Я сам разработал договор нового союза и назвал его «Священным», мы, победители, должны жить по Божьим заветам, и все, кто его подпишет, должны будут поступать как братья, и действовать так, как записано в Евангелии. Вот увидишь: если государи станут поступать по совести — в Европе больше не будет войн, и Россия, наконец, заживет мирными трудами.
Алексей не узнавал своего друга детства. Куда девался герой-любовник, которого он оставил в Вене почти четыре месяца назад. Теперь перед ним сидел человек, охваченный даже не религиозным, а каким-то мистическим настроением. Император сам только что рассказывал, как подло его обманули дипломаты союзников, но в то же время искренне верил, что все монархи Европы будут жить по заповедям Христовым. Алексей, уже хорошо узнавший циничного и жадного императора Австрии Франца, слабого, подверженного чужому влиянию прусского короля Фридриха-Вильгельма, до предела эгоистичного английского принца-регента Георга, сильно сомневался, что у тех хватит желания, а главное, возможности, противостоять давлению своих министров и парламентов. Но, глядя в поблескивающие слезами возвышенного экстаза голубые глаза государя, Алексей решил не расстраивать старого друга и оставить свои сомнения при себе.
Император улыбнулся и переменил тему разговора:
— Я тебя не видел четыре месяца, как твои дела?
— Благодарю, ваше императорское величество, в моей семье все благополучно. Если возможно, я хотел бы попросить отпуск, чтобы поехать к жене, ей скоро рожать.
Лицо императора стало грустным и очень усталым. Он помолчал и сказал:
— Я надеялся, что ты останешься со мной, пока мы не подпишем договор о Священном союзе. Но ты прав: я злоупотребляю твоей дружбой. Езжай к жене, вернешься сюда, как сможешь.
Алексей понял, что он никуда не поедет, и что нужно отказаться от отпуска самому. Постаравшись казаться невозмутимым, он сказал: