— Зачем? — я придержал его за плечо, дав Лео нас обогнать и надеясь, что она не услышит. — Зачем ей смотреть, как мы экспериментируем? Мало ли что может случиться в процессе…
— Вы же общаетесь, Алексей, — Райли искренне удивился моему вопросу. — Она лучше других знает тебя и твои реакции. И быстрее мониторов или Виктора скажет, если что-то будет не так. Кроме того — это интересно. Я уверен, что вся банда хочет присутствовать, но у нас нет таких помещений, чтобы безопасно всех собрать. Поэтому подумаем над трансляциями.
— Еще в соцсети прямой эфир дайте, — обалдел я.
— Не можем, — сокрушенно развел руками Райли, — все-таки научная тайна, секретность.
Я фыркнул и ускорил шаг, чтобы нагнать Лео.
На следующий день машины с новым оборудованием приехали уже к нам. Пока собирали лабораторию, я старался восстановить форму: бегал по парку, занимался в тренажерке, даже почти бросил курить.
А еще я боялся, только об этом никто не должен был знать. Если мы хотим куда-то сдвинуться с мертвой точки, подопытные мыши нам необходимы. И жертвы среди них наверняка будут, как же без этого. И, видимо, моя будет первой, но поменяться ролями мне было не с кем. Это ведь только кажется, что выбор есть всегда, но какой выбор был у меня сейчас, или тогда, когда мы сидели в конференц-зале? Отказаться? И приведет это исключительно к тому, что мы пожизненно останемся в своей резервации на психотропах. Хотя, не исключено, что я переоценивал свою значимость и прекрасные ученые экспедиции со всем справились бы и без меня. Но если это так, то почему до сих пор не справились?
У нас вошло в традицию по вечерам после ужина пить чай в гостиной лабораторного корпуса. Мы садились в уютные зеленые кресла вокруг круглого столика в самом дальнем углу, подальше от игровой зоны, особенно шумной по вечерам. Расставляли чашки, и можно было вести неспешную беседу. Костяком нашей компании оставались я, Лео, Райли и Виктор, но периодически к нам подсаживался и кто-то еще.
— Интересно, — задумчиво протянула Лео, в последний перед началом экспериментов вечер. — Вот оглядываемся назад, всех великих ученых с их открытиями можно пересчитать. И сразу понятно: вот эти — список — великие. А как они себя ощущали, когда делали эти открытия? Тоже знали, что вот оно — великое вошло в их жизнь?
— Вряд ли.
Я попытался себе представить, как пивовар Прескотт Джоуль проснулся с утра, обнял жену, хорошо позавтракал, вышел из дома, потянулся, посмотрел на небо и изрек — «Пойду-ка открою закон сохранения энергии. Пора, товарищи!»
— Может и не будет у нас никаких открытий, — отозвался Виктор.
— Нет, так не получится. Загадочное явление уже есть, так или иначе, объяснять его придется. А когда объясняешь загадку — формулируешь открытие, — Райли многозначительно задрал нос. — Так что нам осталось только выбрать, кто из нас станет великим.
— Посмертно, — тихо сказал я.
— Посмертно, — уверенно поддержал Райли. — Потому что при жизни великость открытия мы вряд ли осознаем, только потомки и смогут оценить всю мощь наших умов.
— Не ту профессию я выбрала, — взгрустнула Лео. — В нашей реальности великие — одни физики.
— Это еще почему? — возмутился я. — Гельмгольц и Майер были врачами.
— Значит у нас с Акихиро огромные возможности, — обрадовался Виктор. — Надо правильно донести потомкам, как мощь оценивать.
Лаборатория состояла из двух комнат, разделенных перегородкой с ударопрочной дверью. В основное помещение, похоже, стащили все приборы, какие только удалось найти в институте. На консолях вдоль стен и под потолком в совершенно неожиданных местах были развешаны различные фотодатчики и лазерные излучатели. По покрытому крупной плиткой полу змеились провода, местами уложенные в коробы, а местами просто скрепленные пластиковыми стяжками. Все оставшееся пространство стен было занято приборами, часть которых я даже не смог определить. Из знакомого здесь были осциллографы, частично подключенные непосредственно к датчикам, а частично — к ящикам непонятного вида, несколько анализаторов спектра электомагнитных и звуковых волн, излучатели высокочастотных колебаний. Зачем-то — рефрактометры и спектрометры. Также меня удивили измерители амплитудно-частотных характеристик. Я даже поинтересовался, зачем они, но в ответ получил лишь выдержку из школьного учебника: они, мол, показывают зависимость амплитуды колебаний от частоты и с их помощью можно ловить резонанс вынужденных колебаний. Где у меня резонанс и зачем его ловить я решительно не понимал.
Данные со всей аппаратуры сбрасывались на центральный компьютер, расположенный во второй комнате. К компьютеру были подключены развешанные по стенам мониторы, на них выводились таблицы, графики и какие-то трехмерные визуализации. У противоположной от двери стены комнаты стоял небольшой диван, напротив которого ютился журнальный столик.
С лабораторией я познакомился вечером, а уже на следующее утро меня вызвали на инструктаж.